Сына, это всё для тебя. Всё-всё для тебя. Ты не подумай, отец не забыл о дне рождения: ты уже большой, тебе шестнадцать. Ты – настоящий мужчина. Почти. Да-да, почти. А вот когда любимый папочка вернётся домой, то…
Если вернётся.
Ты не подумай, сына, не подумай…
Я – ради тебя. …и себя тоже.
***
Люди Гюнтера, твари с нашивками-эдельвейсами на рукавах, преследуют меня уже более трёх часов. Сто восемьдесят минут напряжённой гонки по заснеженным вертикалям небоскрёбов. Сто восемьдесят минут охоты на меня, бывшего друга, а теперь – ронина и вора.
Я выбрал между сыном и дружбой-долгом.
Выбрал сына.
Выбрал себя.
Три часа… Хвала древним инженерам-разработчикам, термобельё справляется с нагрузкой. Бесшовные носки предохраняют стопы от микроударов и вибрации. На мне прапрадедовская флиска. Всё моё обмундирование – наследство, передаваемое по мужской линии из поколения в поколение.
Сам я встал на лыжи всего семнадцать лет назад, когда мой отец… Не надо о грустном. Я собираюсь нарушить традицию.
Ледоруб врезается в стену возле правого ботинка. Тросик, приваренный к ручке, дёргается, возвращая метательный инструмент владельцу. Я резко изменяю траекторию спуска и подгибаю ноги, рискуя вписаться кровавой буквой в какую-нибудь допотопную вывеску, вроде "Кафе" или "Ресторан". Я буду свеженьким бифштексом, ха-ха, на празднике жизни далёких предков.
Или не буду.
Ибо не желаю.
***
…сегодня слишком холодно: ни единого пуховика возле остановок кресельных маршруток и гондол, а ведь обычно не протолкнуться. Те, у кого нет лыж, – низшие существа, бесправные и презренные, вынужденные передвигаться на общественном транспорте.
Вход в мою нынешнюю нору замаскирован голограммой – с виду обычный, ничем не примечательный сугроб. К тому же, никто не знает, куда я переехал. Наверное, я чувствовал, что ТАК случится, поэтому и заранее позаботился о новом убежище для семьи. Скрытая виртуальным завалом Мирра стоит у внешнего контура и кутается в широкий шарф; блестят льдинки в соболином воротнике:
– Санечка, что ты задумал? Санечка?
Я улыбаюсь в ответ, губы намазаны густой пастой, жирной и приторной на вкус. Я цепляюсь за трос бугеля.
Санечка… Обычно жена называет меня Алексом. Санечка… Мирра испугана.
Бывает.
Пройдёт.
***
Горизонталь крыши огромного небоскрёба, название которого забыто за ненадобностью. Небоскрёбы – не более чем детали местности, особенности рельефа. Да, когда-то люди жили в высотках, но не сейчас. Крыша – ледяная поверхность, избитая всеми ветрами; здесь совершенно нет снега, его просто сдувает. Я разгоняюсь коньком, рассчитывая перепрыгнуть на следующую такую же плоскость. Не тут-то было. Высокий, как потревоженный гризли, парень атакует меня в лоб, он выделывает неимоверные пируэты, он сечёт морозный воздух острыми кантами – я еле уворачиваюсь, и то лишь потому, что "гризли" играет со мной, проще говоря, развлекается. Он – настоящий самурай.
Амортизаторы, встроенные в лыжи, подбрасывают мощное тело в воздух, руки-ноги в стороны, лыжи параллельны и перпендикулярны груди.
Уподобившись вертолёту, "гризли" вращается вокруг своей вертикальной оси, он взлетает, угрожая кромками измолоть меня в фарш, в костную муку.
Опять прыжок – и удар: правая нога вперёд, левая назад и вверх.
Да уж, не повезло мне, нарвался на мастера фристайл-боя. Замечаю на груди у "мишки" вышивку люминесцентными нитками: "Тоби". Скорее всего, имя. Итак, меня желает убить Тоби – знаток могула и ньюскула. Эй, Тоби, мы не представлены, я впервые увидел тебя сегодня на празднике у Гюнтера. Но почему-то я знаю, что тебе вот-вот надоест мучить живую игрушку, меня то есть.
Уже надоело: полное переднее сальто. Да так чтобы носками лыж мне в грудь, а титановыми палками в горло. Ухожу в сторону, изгибаясь боковым сальто и слегка цепляя задником шлем самурая Тоби – приблизительно у виска.
На крышу падаем вместе.
Я и труп "гризли".
Да, забыл сказать: у меня восьмой дан по фристайл-до.
***
…погода солнечная, ясная, мороз. Снег ослепительно бел, небо кристально голубое. И тысячи промаркированных трасс, и сотни подъемников. Спуски для молодых, для новичков, невероятно зелёные, как хвоя кедров и секвой. Синие трассы – для тех, кто на лыжах не меньше года. Рядом красная маркировка. Чёрные трассы – эти для меня, для опытного лыжника, обладающего максимумом прав и обязанностей.
А для безлыжного быдла есть внутренние лифты небоскрёбов и снегоходы на воздушных подушках. Пускай пользуются, не жалко.
А мне надо успеть в гости к дорогому Гюнтеру. Сегодня у моего закадычного дружка-командира особый день – он передаёт сыну лыжи, вторую семейную пару. Отныне его лоботряс Кари будет настоящим мужчиной и полноправным гражданином.
Немного о Кари. Щуплый, жидкие волосёнки, близорукие глазки. Не воин.
Зато мой мальчик: высокий, стройный, сильный и ловкий. Умён. И у него сегодня день рождения. Я решил сделать ему особый подарок.
Я решил подарить ему лыжи Кари.
Прости меня, Гюнтер. Прости, дружище.
***
Весь мир – огромный сноупарк. Все мы, настоящие люди, состоим из абсолютного контроля: мы контролируем скорость и баланс движений.
Я – контроль. Я – баланс.
