День чудес

1

Его заперли на ключ. Заперли из-за ерунды, из-за какого-то вредного старичка.

Сначала все было хорошо. Федя и его приятель Мишка шли по весенней улице. Ее мыли и красили к Первому мая, и она сверкала на солнце всеми цветами радуги. Федя уже успел свой правый рукав выкрасить синей краской, а левый — желтой. И на него уже успело свалиться ведро с известкой. И на парадной двери дома, которую так старательно покрасил дворник Варфоломей, Федя уже отпечатал всю свою пятерню, и она почти засохла и останется так до праздника Первого мая на тот год, когда Феде будет не семь лет, а восемь.

Федя и Мишка шли по улице. И все было интересно! Двое в комбинезонах поливали из шланга дом краской. Половина дома была еще серая, в пятнах, а половина уже желтая, почти золотая. Федя заметил, как под струей краски исчезла надпись «Катька-ябеда», которую он написал углем. Но это еще что!

Из-за угла выехала аварийная машина — удивительная, с площадкой на тонкой ножке. И какой-то долговязый дядя, стоя наверху, снимал с уличных проводов прошлогодние бумажные змеи и пожелтевшие голуби, сделанные из Катиной тетради по арифметике. Если так пойдет дальше, то скоро никто не будет знать, что Федя тут живет!

А внизу под полосатым зонтиком пыхтел каток, разглаживая полосы дымящегося асфальта. Федя сказал Мишке: хорошо бы подложить под каток папины карманные часы и посмотреть, как они сплющатся и превратятся в большие стенные часы! Но тут долговязый дядя с аварийной машины выронил змей; он упал на свежий асфальт, и каток наехал на змея, навсегда впечатав его в мостовую.

Федя подтолкнул Мишку локтем. Без слов поняв друг друга, мальчики подбежали к катку и с радостными криками стали прыгать вокруг змея, оставляя следы на мягком асфальте. Мастер возмущенно привстал под зонтом, а Мишка с Федей удрали. Они остановились еще у ведра с зеленой краской. Нагнувшись и сталкиваясь головами, мальчики гримасничали: на них смотрели из ведра зеленые страшилища. Это быстро надоело обоим, и они поглядели кругом — что бы еще предпринять. Федя придумал — нарисовал себе зеленые усы, а Мишка сунул палец в ведро с желтой краской и сделал себе веснушки. Некоторое время приятели опять чинно шли по улице. Вокруг суетились рабочие — везли в тачках известку, несли и подвешивали новенькие водосточные трубы неестественно белого цвета. Федя погудел в одну трубу, но повиснуть на ней не удалось. Мальчики шли… И вдруг остановились, как вкопанные.

Перед их забором — новеньким, только что покрашенным — важно стоял управдом с черной бородой, торчавшей вперед, и дворник Варфоломей с метлой и бляхой, сиявшей на груди. Их снимал фотограф из «Вечерней Москвы». Он то отскакивал и прищуривался, глядя в глазок аппарата, то поворачивал управдома и, наконец, замер, готовясь священнодействовать. Мальчики поняли, что не могут не сняться с управдомом и дворником, подбежали и встали впереди: один — с зелеными усами, другой — с нарисованными веснушками. Дворник Варфоломей погнал их метлой. Разочарованные, они побежали дальше.

Так они добрались до своей парадной двери — той самой, где сохла Федина пятерня, — и опять застыли на месте: перед ним стояло еще одно ведро с краской, и из него торчали две чудные малярные кисти, за которыми никто не смотрел. Вверх уходили веревки; мальчики задрали головы: на недосягаемой высоте качался в люльке хозяин кистей — маляр, но он красил лепной карниз под крышей и вниз не глядел.

Тут из парадной вышла девочка Люся; у нее было белое нарядное платье и на голове, будто бабочка, капроновый бант. Чтоб не измазаться краской, она шла так осторожно, как только могла. При виде девочки мальчиков охватила жажда подвигов. Выхватив кисти из ведра, они начали яростно фехтовать, оставляя на штанах и рубашках малиновые пятна. Брызги полетели во все стороны. Девочка со страхом отступила на шаг и сказала:

— Здравствуйте, мальчики!

Федя и Мишка картинно облокотились на кисти и поглядели на Люсю.

— Нарисовать ей усы? — спросил Федя у Мишки.

— Не надо… — дрожащим голосом сказала Люся.

— Надо, — сказал Федя.

Окунув кисти в ведро, мальчики обежали вокруг Люси, отрезав ей путь к отступлению.

— Тоби-Лоби-Кукунор! — почему-то закричали они и бросились к девочке.

Люся испуганно попятилась и села в ведро с краской. Мишка и Федя попадали от смеха. А Люся встала — ее платье было наполовину белым, наполовину малиновым, — заплакала и побежала домой.

— Бабушка Лида ее убьет, — сказал Мишка.

— Убьет, — согласился Федя.

— Пошли, поглядим, — деловито сказал Мишка; и мальчики помчались во двор.

По пожарной лестнице они ловко добрались до окна, где жили бабушка Лида и внучка Люся, высунули носы над подоконником и увидали, как Люся вошла в комнату, а бабушка всплеснула руками.

— Сейчас ка-ак даст! — прошептал Мишка.

Но бабушка сокрушенно рассматривала всхлипывающую Люсю, и Федя почувствовал нестерпимые угрызения совести.

Бабушка Лида, это мы! Мы виноваты! Это не она! крикнул он.

Бабушка Лида подошла к окну, надела очки и внимательно посмотрела на мальчиков.

— Это мы виноваты… — повторил Федя.

Порывшись в кармане, бабушка протянула Мишке и Феде по конфете.