Пес выглядел так, словно только что сошел с картинки из детской книжки. Наверное, чтобы он смог ходить прямо, было произведено не меньше ста операций. Форму тазовых костей, разумеется, полностью изменили. Чтобы переделать одну лишь заднюю лапу, понадобилось не менее десятка изменений. К тому же у пса были весьма искусно сделанные колени.
Не говоря уже о всяких неврологических усовершенствованиях.
Но что больше всего восхитило Дарджера, так это костюм. Он сидел превосходно, сзади был разрез для хвоста, и опять же потребовалась, наверное, сотня переделок, благодаря которым костюм выглядел на собаке совершенно естественно.
— У вас отличный портной, — заметил Дарджер.
Пес переложил трость из одной лапы в другую, чтобы обменяться с Дарджером рукопожатием, и совершенно непринужденно ответил:
— Это довольно банальное наблюдение, сэр.
— Вы из Штатов? — Не менее банальное замечание, если учесть, что они находились на пристани, а шхуна «Мечта янки» поднялась по Темзе с утренним приливом: Дарджер видел ее паруса, проплывшие над крышами домов. — Уже нашли себе пристанище?
— И да, и нет. Не можете ли вы порекомендовать мне какую-нибудь приличную таверну?
— В этом нет нужды. Я буду счастлив предложить вам на несколько дней свой кров. — И, понизив голос, Дарджер добавил: — У меня к вам деловое предложение.
— Тогда обопритесь о мою руку, сэр, и я с готовностью последую за вами.
Пса звали сэр Блэкторп Равенскэрн де Плас Прешез, но он сказал с некоторой самоиронией: «Зовите меня сэр Плас», — и с тех пор стал «Сэрпласом».
Как Дарджер подозревал с самого начала и в чем убедился при разговоре, Сэрплас был мошенником — больше, чем просто плутом, но до головореза недотягивал. Словом, пес пришелся Дарджеру по душе.
После того, как они выпили в баре, Дарджер продемонстрировал шкатулку и объяснил свой план. Сэрплас осторожно коснулся замысловатой резьбы на поверхности сделанного из тикового дерева ящичка и убрал лапу.
— Вы нарисовали интереснейшую схему, маэстро Дарджер…
— Пожалуйста, зовите меня Обри.
— Хорошо, Обри. Но здесь есть деликатная проблема. Как мы поделим… гм… трофеи этого рискованного предприятия? Мне не хочется упоминать об этом, но очень часто многообещающее сотрудничество терпит крах именно из-за подобных мелочей.
Дарджер открутил крышку солонки и высыпал содержимое на стол. Кончиком кинжала провел четкую линию посредине.
— Я делю — вы выбираете. Или наоборот, если вам так больше нравится. При всем своекорыстии вам не найти между ними различия ни на крупинку.
— Отлично! — воскликнул Сэрплас и, бросив щепотку соли в пиво, выпил за заключенный договор.
Когда они отправились в Букингемский Лабиринт, шел дождь. Дарджер из окна экипажа изучал мелькающие однообразные улицы и мрачные дома.
— Старый скучный Лондон! История мельничным колесом не раз прошлась по твоему лицу.
— Тем не менее, — напомнил ему Сэрплас, — он должен принести нам богатство. Взгляните на Лабиринт с его вздымающимися вверх башнями и яркими витринами магазинов внизу, домами, которые, словно хрустальная гора, поднимаются над морем полуразвалившихся деревянных домиков… и успокойтесь.
— Хороший совет, — согласился Дарджер, — но он не может утешить любителя городов и излечить его сердце.
— Тьфу! — плюнул Сэрплас и более не произнес ни слова за всю дорогу.
У ворот Букингемского Лабиринта сержант-связник выступил вперед, как только они вышли из экипажа. Он моргнул при виде Сэрпласа, но сумел произнести:
— Ваши бумаги?
Сэрплас протянул ему свой паспорт и бумаги, над которыми Дарджер корпел все утро, и небрежно махнул рукой:
— Этот аутист[1] со мной.
Сержант коротко взглянул на Дарджера и тут же забыл о нем. У Дарджера был дар, бесценный при его профессии: он мог состроить настолько неопределенное выражение лица, что, как только собеседник отворачивался, лицо мгновенно исчезало из его памяти.
— Сюда, сэр. Чиновник протокольного отдела сам посмотрит ваши бумаги.
Карлик-ученый вел их через внешний круг Лабиринта. Они прошли мимо дам в биолюминесцентных туалетах, мимо джентльменов в ботинках и перчатках, сшитых из кожи, которая была клонирована из их собственной плоти. И мужчины, и женщины носили множество драгоценностей, поскольку побрякушки снова вошли в моду. Залы с колоннами из мрамора, порфира и яшмы были роскошно украшены. Но Дарджер не мог не заметить потертых ковров и покрытых копотью керосиновых ламп. Его острый взгляд обнаруживал остатки старинной электропроводки и прослеживал пути телефонных линий и кабелей волоконной оптики, оставшихся с той поры, когда эти технологии еще действовали.
На кабели он смотрел с особенным удовольствием.
Карлик-ученый остановился перед тяжелой черной дверью, украшенной золотой резьбой: грифоны, локомотивы, геральдические лилии.
— Дверь, — сообщил он, — из черного дерева. Еще его называют Diospyros ebenum. Оно растет в Серендипе. Резьба покрыта золотом. Атомный вес золота 197,2.
Он постучал в дверь и открыл ее.
Чиновник протокольного отдела оказался толстяком с темными кустистыми бровями. Он не встал при появлении посетителей.
— Я лорд Кохеренс-Гамильтон, а это, — тут он указал на тоненькую ясноглазую женщину, стоявшую возле него, — моя сестра Памела.
