— Вы как нельзя более вовремя, Ватсон, — сказал мне Холмс, когда, прогулявшись по утреннему февральскому морозцу, я возвратился в дом 221-б по Бейкер-стрит. И, озорно поблескивая глазами, он добавил: — Я жду одного визитера, человека уникального, ведь, согласитесь, редкость встретить юриста, предпочитающего оплатить мои профессиональные услуги из собственного кармана, а не норовящего запустить для этого руку в карман кого-нибудь из клиентов.
— Чудеса порой случаются и в наши дни, — сказал я небрежно. — По всей видимости, к вам его привели обстоятельства чрезвычайные.
Мой друг издал короткий смешок.
— Да, их отличают некоторые интересные особенности. Я так понял, что мистер Мэтью Доулинг принял в свою контору молодого человека, показавшегося ему доктором Джекилом, но теперь он имеет все основания испытывать страх перед партнером, различая в нем черты мистера Хайда.
Я был рад видеть Холмса в добром расположении духа. В течение ряда месяцев ему не давали покоя возможные последствия нескольких серьезных расследований, которые он вел, и это портило ему настроение. Я видел в этом тревожный симптом, боясь, что он ставит под удар свое здоровье. Некоторые из этих расследований ему пришлось проводить в обстановке строжайшей тайны, достаточно будет сказать, что в одном случае от его вмешательства зависела судьба трона. Остальные его дела также находились под пристальным вниманием прессы и читающей публики, и в свое время, думаю, я расскажу и о них. Речь идет о «деле линкольнской белошвейки» с ее удивительными питомцами и о загадочной меланхолии привратника — все это сохранилось в моих записях.
Сама причудливость этих невероятных историй вкупе с неоспоримым наслаждением, которое извлекал Холмс, распутывая с помощью стройной логики то, что не смогли распутать орды полицейских, давали ему необходимый стимул и исключали его обращение к дополнительным стимулирующим средствам. Сейчас же я более всего боялся, что скука заставит его вновь вспомнить о кокаине. К тому же невероятные затраты нервной энергии, которых потребовали от него последние расследования, могли серьезно сказаться на его здоровье. Он и сам знал, как вредны для него долгие часы неумеренной работы, и не так давно даже стал заговаривать о том, что пора на покой. Как бы ни ценил я наше с ним сотрудничество, какое бы наслаждение ни дарило мне оно, первейшей моей заботой было здоровье и благополучие моего друга, почему и, предвкушая радость, которую должно было доставить ему новое дело, я втайне надеялся, что оно не окажется для него непосильным.
— Стало быть, у нового вашего клиента появился партнер, ведущий как бы двойную жизнь? — спросил я.
— Можно выразиться и так. Не хотите ли прочесть то, что пишет мне этот юрист?
И он бросил мне письмо, помеченное вчерашним числом и отправленное с домашнего адреса на Даути-стрит.
Уважаемый мистер Шерлок Холмс, мне известно, каким уважением окружены вы и как ценятся ваш талант детектива и ваши консультации. Мой кузен, мистер Тобиас Ригли, в самых лестных выражениях отозвался о вас и вашей работе в связи с показаниями мадам Монталамбер. Почему мне и захотелось посоветоваться с вами насчет одного крайне щекотливого дела. Речь идет не о моем клиенте, а скорее о младшем моем партнере, мистере Абергавенни, которого я сам пригласил и принял к себе в контору менее года назад, посчитав его достойным юношей, способным руководствоваться в своей деятельности теми же высокими принципами, которыми руководствуюсь и я. Однако личность его совершенно неожиданно претерпела странные и необъяснимые изменения. Он стал проявлять некомпетентность, ударился в разврат. К тому же он грозится покончить жизнь самоубийством. Я строго выговариваю ему за его прегрешения, но на него это совершенно не действует. Мне бы не хотелось быть к нему несправедливым, но я не могу допустить, чтобы поведение моего партнера бросало тень на репутацию конторы, репутацию, которую я создавал тридцать лет, особо специализируясь на трудных приватных сделках. Я все больше ощущаю необходимость разорвать с ним партнерские отношения, но, прежде чем сделать столь решительный шаг, я с благодарностью выслушал бы ваш профессиональный совет. Если вы согласны мне его дать, то я готов нанести вам визит в десять часов утра. От мистера Ригли я узнал, что консультации вы даете по твердым ставкам, и во избежание недоразумений спешу заверить вас, что сумму для первой консультации, о которой вы условились с мистером Ригли, я считаю разумной и приемлемой.
Искренне ваш
Максвелл Доулинг
После секундного размышления я сказал:
— Так вы решили, что он поверенный, а не, скажем, биржевой маклер или же человек, подвизающийся в какой-то иной области, потому что в письме он ссылается на мистера Ригли?
— Не только поэтому. Избыточность стиля мистера Доулинга убеждает меня в том, что учился юриспруденции он во времена, когда за юридические документы платили по числу слов в них. Письмо многословно и путано, хотя мысль свою он порою выражает достаточно ярко. Характерны и используемые обороты, говорящие о том, что автор письма скорее юрист, нежели финансист или же медик. Адвокатом, однако, он быть не может, поскольку члены коллегии обычно не имеют партнеров. Но более всего занимателен тот факт, что человек этот искренне мучается непонятной загадкой, которую хочет разрешить возможно скорее.
