Предисловие к русскому изданию
Радость ожидания
Я жду реакции российских читателей на «Дело о „карикатурах на пророка Мухаммеда“»[1] с радостью, но и с некоторой тревогой. Ведь эта книга в значительной степени основана на моем личном опыте изучения борьбы за права человека и механизмов угнетения в СССР и новой России. Безусловно, я очень рад, что могу поделиться размышлениями с русскоязычным читателем, которому как никому другому может быть понятен мой взгляд на цензуру и самоцензуру, на сущность свободы и толерантности. Тревожит меня лишь одно: знает ли этот читатель описанную действительность и согласится ли с моими выводами?
Россия занимает важное место в моей жизни. Впервые я встретился с этой огромной восточной страной летом 1980 года, во время московских Олимпийских игр, где был гидом делегации датских коммунистов. Тогда же мне посчастливилось познакомиться с русской женщиной, на которой я женат уже больше тридцати лет. Почти сразу же после туристской поездки я вернулся в Москву и в 1980–1981 годах изучал русский язык в Государственном институте русского языка имени А. С. Пушкина, расположенном на юго-западе Москвы. Этот год изменил мое отношение ко многим вещам — отчасти потому, что я влюбился и женился, получив редкую возможность пожить в общей квартире (так называемой коммуналке) на Арбате, в историческом районе российской столицы, но главным образом из-за близкого знакомства с диктатурой. Правда, чтобы «переварить» столь сильное впечатление, мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я стал антикоммунистом.
В 1982 году я вернулся в Данию и устроился переводчиком русского языка в Датскую организацию помощи беженцам, где помогал советским эмигрантам проходить интеграционную программу датского правительства. Это был полезный опыт, в том числе позволивший мне познакомиться с европейскими диссидентскими кругами. Я стал регулярно читать зарубежные русские газеты и журналы, такие как «Русская мысль», «Континент», «Страна и мир», «Синтаксис», «Грани» и «Время и мы», а также литературу, выпускаемую эмигрантскими издательствами на Западе. Параллельно я продолжал изучать русский язык, уделяя основное внимание русской литературе, семиотике и языкознанию.
Когда в 1985 году генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Горбачев, который начал перестройку и объявил гласность, интерес мира к ситуации за железным занавесом резко возрос. Я переводил на датский русские книги, такие как «Печальный детектив» Виктора Астафьева, «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, рассказы Евгения Попова и Булата Окуджавы, а также первые воспоминания Бориса Ельцина. На волне социально-политических потрясений в горбачевском Советском Союзе крупные датские газеты решили направить в Москву своих корреспондентов. Мне удалось оказаться в числе тех, кому это было поручено, хотя я и не был дипломированным журналистом. С 1990 по 1996 год я работал московским корреспондентом газеты «Берлинске Тидене», затем, проведя три года в Вашингтоне, в 1999 году вернулся в российскую столицу уже в качестве сотрудника «Моргенависен Юлландс-Постен». В следующий раз я оказался в России в 2004 году, а потом вернулся в Данию, став редактором отдела культуры «Юлландс-Постен». Это был краткий обзор внешней стороны моих отношений с Россией.
Но в моем «советском» и «российском» прошлом были и другие события, повлиявшие на мое понимание карикатурного скандала, который в начале 2006 года приобрел глобальный размах и превратился в дискуссию о соотношении свободы слова и уважения к религиозным чувствам других. Отправной точкой послужили самоцензура и страх в культурной среде Западной Европы, возникавшие всякий раз, когда речь заходила об исламе, — нечто подобное я уже видел в СССР, хотя до определенного момента не связывал эти явления. После публикации рисунков самые разные круги общества стали требовать ввода уголовной ответственности за богохульные высказывания и изображения. Все это было мне уже знакомо и напоминало борьбу советской власти с инакомыслящими. Для руководства КПСС произведения Александра Солженицына были богохульством, как для правительств исламских стран — «карикатуры на пророка Мухаммеда», опубликованные «Юлландс-Постен». Такой вывод можно сделать, например, из протоколов совещаний Политбюро, где принимались решения в отношении Солженицына, которого называли не иначе как еретиком, оскорбившим святыни советских граждан. Статьи 70 и 190 п. 1 Уголовного кодекса СССР очень похожи на законы о богохульстве, по которым в эпоху Реформации еретиков сжигали на кострах.
С этой точки зрения заметна прямая связь между преследованием инакомыслящих в СССР и двумя судебными процессами против директора музея имени Сахарова Юрия Самодурова и его коллег, проходившими в Москве в 2005 и 2010 годах. Один из них подробно описан в последней главе этой книги и свидетельствует о том, насколько важно настаивать на различии между словом и делом, между оскорбительными словами и физическим насилием или разрушением. В 2003 году Музей имени Андрея Сахарова организовал выставку, ряд экспонатов которой многие верующие сочли оскорбляющими их религиозные чувства. Группа христиан разгромила выставку, однако они избежали ответственности, поскольку их действия были признаны естественной реакцией на нанесенное им оскорбление, в то время как Самодурова и его коллег осудили за подстрекательство к религиозной ненависти.
