Сам я работник торговли, но отношения с наукой имею родственные.
Есть у меня свояк, инженер-генетик. Встречаемся семьями по воскресеньям. Жены – дверь на задвижку и давай о женском: о нарядах, о прическах да о мужчинах. О нас, значит.
А мы сидим закусываем и ведем философский разговор. Свояк вещает на непонятном языке о разных проблемах, а я слушаю, пока не надоест. Надоест – задаю дурацкий вопрос. Такой, например:
– По-русски, – спрашиваю, – нельзя?
– Что? – говорит свояк. – Что-что?
Ну а я ему объясняю, что его научное направление заехало в тупик. Я давно приметил, что ученые именно в тупике выдумывают слова, никому, кроме них, не понятные.
– Отрываетесь от практики, – говорю я ему. – Зря.
– Как? – спрашивает. – Как-как?
– Так, – говорю. – Вот я, например, в своей работе давненько не встречал плодов твоей генетики. Значит, отрываетесь.
Свояк возмущается ужасно. И в который раз заводит речь о сельском хозяйстве. Все продукты, мол, которые мы едим, уже двадцать лет не те, что были двадцать лет назад. Например, коллеги моего свояка пересадили злакам гены каких-то бобов. В результате пшеница берет азот из воздуха, а не из почвы, как раньше. Качество хлеба не страдает, а азотные удобрения экономятся.
