Давние встречи
Авторы: Иван Сергеевич Соколов-Микитов
Жанр: Биографии и мемуары
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 80 страниц. Год издания книги - 1976.
«Давние встречи» — это книга воспоминаний. Иван Сергеевич Соколов-Микитов писал ее до последнего дня своей жизни. Увидеть ее завершенной ему не удалось. В своих воспоминаниях И. С. Соколов-Микитов рассказывает о встречах с писателями, учеными, путешественниками, деревенскими умельцами. В книгу вошли воспоминания о М. Горьком, И. Бунине, А. Куприне, А. Толстом, К. Федине, В. Шишкове, А. Грине, О. Форш, М. Пришвине, А. Твардовском, о полярном исследователе П. С. Свирненко, о художнике и ученом Н. В. Пинегине, о натуралистах З. Ф. Сватоше и Н. А. Зворыкине и др. Завершают книгу отрывки из записных книжек писателя.
Читать онлайн Давние встречи
Давние встречи
Дорогие друзья! Я знаю, как многие малые и большие писатели пишут свои повести, рассказы и романы. Они умело выдумывают своих героев, события и приключения. У них это получается хорошо и разумно. В малых моих рассказах я не выдумывал героев, оставлял им обычно подлинные имена. В писаниях моих нет изображения увлекательных приключений и подвигов. Я писал о том, что видел своими глазами и что слышали мои уши.
Сейчас я хочу описать то, что было в действительной моей жизни: знакомую с детства природу, людей, которых я видел, любил, которых запомнил на всю мою жизнь. Не всегда это были знаменитые, прославленные люди, с которыми мне приходилось встречаться. Мне хочется рассказать и о совсем простых людях.
Я вспоминаю далекое раннее детство, место, где я родился. Первым другом моим был пастушок Пронька. Теперь я не помню его лица и глаз, но каждая встреча с ним была для меня счастьем. Вспоминаю я и простого солдата Серегу, подарившего мне глиняную свистульку-петушка. Помню гостей отца, приезжавших в наш дом, хозяйского работника Панкрата, рассказывавшего мне на русской печи, где пахло сушившейся лучиной, народные сказки о ведьмах и богатырях. Запомнил свою деревенскую няньку, ласковые ее руки, русский ее сарафан.
В коренной крестьянской России начиналась моя жизнь. Эта Россия была моей настоящей родиной. Я слушал крестьянские песни, смотрел, как пекут хлебы в русской печи, запомнил деревенские, крытые соломой избы, баб и мужиков. Уже давно нет, не существует этой милой моему детскому сердцу России. Я не видал города, не знал городских бойких людей. Но не в те ли далекие времена закладывались в моей душе чувства, сохранившиеся по сей день? Я и теперь радуюсь простому человеку, в котором сохранились русские коренные черты. Не эти ли простые люди были творцами богатого русского языка, на котором мы пишем и говорим? Я запоминал пословицы, сказки, веселые поговорки, любовался крестьянскими праздниками, слушал народные песни, легшие в творения наших великих композиторов и поэтов.
Помню веселые святки, масленицу, деревенские свадьбы, ярмарки, хороводы, деревенских приятелей-ребят, наши веселые игры, катание с гор на облитых замерзшей водою «козах» — скамейках, сделанных из старых рассох. Вспоминаю веселый сенокос, деревенское поле, засеянное рожью, узкие нивы, синие васильки по межам, как прятался я в высокой, шелестевшей над головою ржи, видел высокие в небе облака, деревенскую нашу речку с гордым названием Гордота́, где мы ловили рыбу и раков. Помню, как, нарядившись в праздничные сарафаны, бабы и девки выходили зажинать поспевшую рожь, цветными яркими пятнами рассыпались по золотому чистому полю, как праздновали зажи́нки. Первый сноп доверяли сжать самой красивой, трудолюбивой бабе — хорошей, умной хозяйке. А долгие зимние вечера, покрытое ледяными узорами окно, легкое жужжание прялок и стук ткацкого стана, дым лучины или свет висевшей над столом керосиновой лампы! Как меняют в светце бабы лучину и осыпаются в наполненное водою корыто светящиеся угольки.
Это был тот мир, в котором я жил и родился, это была Россия, которую знал Пушкин, знал Толстой. И сколько удивительных рассказов и сказок услышал я в далекие детские годы! Ходили по деревням, по зимним снежным дорогам нищие и погорельцы. И не было отказу прохожему бездомному человеку ни в хлебе, ни в ночлеге. Священным казалось мне слово «мир», тот самый мир, по которому бродили нищие и погорельцы. Быть может, не все было счастливо и благополучно в старой русской деревне, но как хороши были крестьянские праздники, крестьянская ладная работа, священное отношение к насущному хлебу, к земле.
В Ясной Поляне
Я родился под Калугой у большой старинной дороги, недалеко от толстовских мест. И природа — все больше лиственные леса, — и люди, и говор, и быт крестьян Калужской губернии был схож с бытом крестьян соседних тульских мест. В лесное имение миллионера Коншина, которым управлял мой отец, как-то приезжали на волчьи охоты сыновья Толстого. Смутно помню давние разговоры. Слухи о жизни семьи Толстого приходили в наш дом живыми народными путями. О Толстом говорили с любовью, недобром поминали графиню, которую не любили яснополянские мужики. Да и много было тогда «толстовского» по всей России. Чуть не в каждой деревне оказывались старые мужики, внешне очень похожие на Толстого. Я помню такого мужика из соседней деревни. У него была толстовская седая борода, толстовский толстый нос. Над ним посмеивались, в шутку кликали «Толстым». Мужику нравилась эта кличка, он ею, по-видимому, гордился...
Теперь мне странно представить, что я жил, вырастал, становился взрослым еще при жизни Толстого. Помню 1910 год, мой первый год жизни в Петербурге. Холодная, дождливая петербургская осень. Я зашел в греческую дешевую столовую в подвале на углу Невского и Фонтанки, взял номер какой-то газеты, прикрепленный пружиною к точеной обшмыганной палке. В глаза бросились крупные печатные слова: «Умер Толстой». Я вышел на Невский ошеломленный, прошел мимо бронзовых коней на Аничковом мосту. И долго не мог опомниться, прийти в себя.
