Далекие огни
Авторы: Георгий Филиппович Шолохов-Синявский
Жанр: Советская классическая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 119 страниц. Год издания книги - 1959.
Роман о жизни и труде железнодорожников дореволюционной России, об их участии в революции.
Читать онлайн Далекие огни
О СЕБЕ
Родился я в 1901 году в Приазовье, в глухом степном хуторе. Первыми детскими впечатлениями и, пожалуй, самыми сильными были впечатления природы — южной степи с ее самобытными людьми и суровыми нравами, с древними курганами и пустынными балками, с внезапными могучими грозами, с грустными осенними листопадами в степных садах и пыльными закатами.
Отец и мать, орловские крестьяне, тонко чувствовали природу, особенно отец, большую часть жизни проработавший на чужой земле, замечательный умелец, мастер на все руки — садовник, пчеловод, плотник, ремонтный рабочий, стрелочник и путевой обходчик на железной дороге. Человек малограмотный, он первый стал моим учителем в познании чудес природы, внушил любовь к ней, к русской сказке, к живому русскому слову. На очень скромный заработок он покупал хорошие книги, обнаруживая, как стало мне понятно потом, удивительное чутье и вкус при их выборе.
Шести лет от роду я, росший в степи парнишка, узнал имена Пушкина, Гоголя, Льва Толстого, Тургенева, Горького, замечательного собирателя русских сказок Афанасьева и таких повествователей о темных углах народной жизни, как Николай Телешов и Павел Засодимский. И, кто знает, может быть, еще тогда открылся в душе моей таинственный родник, возбудивший во мне потом неутолимую жажду писательства.
Учился в станичной двухклассной школе, и на том закончилось постижение мной наук — началась пестрая школа жизни. Мне не было еще пятнадцати лет, когда я стал трудиться на железной дороге: сначала ремонтным рабочим — «подростком», потом табельщиком у дорожного мастера и, наконец, телеграфистом.
Писать начал очень рано. Помню, будучи телеграфистом на заброшенной в степную глухомань станции со странным, немного бунтарским названием Бесчинская, я сильно затосковал. Да и голоден был очень: скудные харчишки, взятые из дому, были съедены, и вот с пустым желудком, злой на весь мир, сидел я за аппаратом Морзе и отстукивал на узловую станцию сведения о погрузке антрацита (вокруг станции коптили тогда угольной пылью частновладельческие шахты). Тогда-то я и написал первую повесть о голодном и больном телеграфисте, весьма унылую, полную воплей и жалоб на судьбу. Повесть, конечно, была плохой попыткой излить боль молодой души.
Потом, спустя 20 лет, уже став писателем и принимаясь за работу над романом о старой железнодорожной жизни, я кое-что вспомнил из ранней своей поры и подумал: ведь замысел нового романа зародился уже тогда, в первые годы моих железнодорожных скитаний. Тогда он тонул в потоке наивных фраз, в чудовищном нагромождении мрачных красок, но, помнится, и в этом словесном мусоре уже горел огонь большой обиды маленького человека против многих несправедливостей на земле.
Я чувствовал себя в те далекие годы горько обиженным среди сытых, бесправным среди благополучных мещан предоктябрьской поры. Теперь я думаю: без той давней, остро пережитой обиды, без «святого недовольства» жизнью не получилось бы из меня писателя.
После первой наивной повести я написал не одну книгу — романы «Суровая путина», «Семья Кудимовых», «Волгины» и другие, и каждая из этих книг была каким-то горячим куском моей собственной жизни. Такой автобиографической частью ее является и роман о былой железнодорожной жизни — «Далекие огни».
Г. Шолохов-Синявский
Я. А. НЕКРАСОВ. Железная дорога
Ф. И. ТЮТЧЕВ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
От будки номер сто пятый до Овражного, маленькой степной станции, километра четыре. Извилистый двухколейный путь дважды ныряет в глубокие выемки, защищенные с обеих сторон высокими и густыми посадками из могучих чернокорых грабов, ветвистой приземистой ольхи, акации и дикой маслины. В темной чаще, как в настоящем лесу, в непогоду сердито гудит ветер, стонут и скрипят деревья. Запах скошенных по откосам трав, лиственной прели, древесной коры стоит здесь в летние погожие дни. Каждое деревцо, каждый кустик знакомы тут Володе Дементьеву.
Он и родился здесь, в широкой степи, среди покоящихся в вечном сне курганов, в маленьком кирпичном домике у самого железнодорожного полотна. Глухая дремотная тишина нарушалась только паровозными свистками да перестуком вагонных колес на стыках рельсов. Первыми звуками, ворвавшимися в уши малыша, были грохот проносящегося мимо будки поезда, звенящая дрожь оконного стекла, а первыми его игрушками — отцовская жестяная коробка из-под петард и засаленные сигнальные флажки.
У путевого сторожа Фомы Гавриловича Дементьева в живых четверо детей. Трое — сестра и два брата Володи — давно померли.
После смерти братьев к Володе были обращены все надежды отца. Старшая сестра Володи, Марийка, и еще две младшие — Ленка и Настя — в расчет не принимались. Когда Фому Гавриловича спрашивали о семье, он в первую очередь с гордостью упоминал о сыне, с прибавлением слова «единственный».
Единственного сына нельзя было не учить, и Володю отдали в Подгорское железнодорожное училище. Правда, чтобы Володя смог закончить школу, Марийку оторвали от учебы на третьем году — помогать матери по хозяйству, нянчить младших сестер. А Володю оставили в школе.
