Великое Кодирование и Калейдоскоп: обоснование необходимости создания Е-личности
Василий Щепетнёв
Опубликовано 23 ноября 2013
В программной книге братьев Стругацких «Полдень, XXII век» есть глава «Свечи перед пультом». В ней рассказывается о создании кибернетической копии человека, конкретнее — великого учёного. Информация мозга копируется в специальное хранилище: двадцать зданий, уходящих в землю на шесть этажей. Операция под названием «Великое кодирование» завершается успешно, хотя конечный результат остаётся за горизонтом. Но «
В повести Александра Шарова «После перезаписи», изданной в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, копирование личности — штука быстрая и относительно доступная. Копируют, разумеется, опять же не всех, но круг претендентов, достойных увековечивания, весьма широк. И личность уже не занимает двадцать зданий, а вмещается в ящичек, который можно вмонтировать в подвижного робота. Правда, случаются и казусы: копируешь, копируешь рекомендованную личность, а на выходе — ноль. Личность отсутствует, есть лишь фантом, недотыкомка, тень. Ну, Шаров — писатель особенный, он многое видел…
Наступил двадцать первый век, кибернетические устройства давно характеризуются гигагерцами и терабайтами, а искусственной личности — оригинальной ли, скопированной — всё нет. А нужда в ней с каждым днём всё больше.
Пройти тест Тьюринга важно не только в академическом плане. Нет ничего практичнее компьютера, который можно выдать за человека. Вопрос — какого человека? Я не думаю, что сложно воспроизвести диалог между фанатом ЦСКА и, к примеру, фанатом «Анжи». Попросить любого литератора создать тезаурус для каждого из них, но не на уровне слова, а на уровне фразы. Люди ведь говорят фразами, даже если те состоят из совсем коротеньких слов («— Э! — воскликнул дон Мануэль по-португальски»). Десять, двадцать, много пятьдесят фраз для каждой стороны — и никто не отличит, где человек — вернее, фанат, а где искусственный интеллект. Причём и фразы, и их чередование можно выбирать методом калейдоскопа: любой хаос, отражённый многократно, приобретает вид сложной упорядоченной структуры.
И потому диалог фанатов можно растянуть и на страницу, и на роман. Именно так порой и бывает: откроешь книгу, а там два фаната, более ничего. Впрочем, бывает и три. Соответствующий фразовый тезаурус можно создать и для плотника, и для академика, пусть не в тридцать фраз, а в триста или даже в три тысячи. Или, напротив, десять предложений, а более ни к чему. Глуповский градоначальник обходился двумя — «Разорю!» и «Не потерплю!» — но это сатира.
Более жизненна Эллочка Щукина, которая есть пример личности, созданной по экономно-калейдоскопическому принципу. «Хо-хо, парниша» и «Не учите меня жить» пригодятся в любом диалоге, хоть с водопроводчиком, хоть с министром. Полыхаев из «Золотого телёнка» — та же Эллочка, но на высокой должности. С Эллочками это случается сплошь и рядом, порой слишком рядом. Система из дюжины каучуковых факсимиле способна руководить учреждением, даже министерством не хуже, нежели белковый управленец; главное — запечатлеть нужные фразы: «Не возражаю. Полыхаев» или «Цена вопроса — три евролимона. Полыхаев». Что особенно важно, в случае непредвиденных обстоятельств к ответу привлекут именно каучуковые штемпели, что и прогрессивно, и гуманно. Наконец, те же Ильф и Петров показали, как получить искусственного советского писателя — «Торжественный комплект», изготовленный Остапом за три часа в купе специального поезда. А если бы Остапу Ибрагимовичу дать НИИ или хотя бы лабораторию с младшими научными сотрудниками — годика на два или десять, тогда бы… ужо…
Но оставлю писателей: книг написано на много жизней вперёд, читать — не перечитать. Есть профессии иные, повседневные — профессии, где искусственный интеллект нужен как раз сегодня, сию же минуту. Недавно смотрел детектив, где жертва характеризуется как «человек, занятый сидячей низкооплачиваемой работой». Детектив был американский, и речь шла о приёмщике заказов на пиццу, но в России под это определение подпадают и врач, и учитель, и ещё множество бюджетников. Работа может быть стоячей — хирурга, ходячей — участкового врача, но низкооплачиваемая она всегда. Высшие должностные лица говорят если не о больших, то о вполне приемлемых для страны второго-третьего эшелона зарплатах, и говорят правду, но это — о зарплатах средних.
Поясню на примере: возьмём лечебное учреждение, где восемьдесят работников получают суммарную месячную оплату миллион рублей, двадцать управленцев — ещё два миллиона рублей. В сумме на сто человек выходит три миллиона, что и даёт заявленные тридцать тысяч на нос. Пресловутые семьсот евро на прокорм. А что не поровну, так уравниловка вредна. Но как всё же жалко миллиона, потраченного на этих работников! Просто из кармана вынули! А в году этих миллионов двенадцать, по числу месяцев. Как бы их тоже положить в нужный карман? Для этого необходимо работников того… подсократить. И сокращают. Самой расхожей фразой управленцев, фразой номер один тезауруса руководителя бюджетной организации от Владивостока до Калининграда сегодня является «Не нравится — уходите». Услышав это, одни тут же уходят. Другие смиряются и работают за прежнюю (или даже урезанную) зарплату за себя и за ушедшего парня. Работают, пока их не вынесут ногами вперёд. Несмотря на оптимизацию здравоохранения и образования (читай: закрытие или сокращение больниц и школ), число вакансий растёт год от года. Такой вот парадокс.
