Глава первая: Герцог
У девчонки вид загнанного в угол котенка.
И только это не дает мне реализовать жгучее желание свернуть ей шею.
Естественно после того, как переложу ее через колено и всыплю за каждый раз, когда я был в полушаге от ее разоблачения, но ей всегда удавалось меня одурачить.
Кстати, иногда именно вот такой наигранной беспомощностью, но часто просто выставленным на показ кокетством.
И то, что она поразительно похожа на ту набожную монашку, никак не может быть правдой. Любой мужчина в здравом уме и крепкой памяти подтвердит, что Невесты Плачущего над целомудрием трясутся больше, чем над мощами своих ушедших в мир иной праведниц.
Так что, хоть в моей голове пока не укладывается, каким образом в мире образовалось три совершенно одинаковых девицы и с какой целью Боги решили устроить такой каламбур, остается надеяться, что за всем этим спектаклем с переодеванием, стоит хотя бы интересная история.
Желательно еще и коварная, чтобы я мог как следует истечь желчью, чтобы не корить себя за слепоту и глухоту. Куда подевался мой знаменитый нюх?
Девчонка моргает и медленно вжимает голову в плечи.
А вот и ответ — мой «нюх» блуждал в этих зеленых глазах.
Так что, помня предыдущие ошибки, беру заразу за плечо чуть не силой усаживаю в кресло. У нее поразительная выдержка — уверен, что перестарался и теперь у нее будет синяк. Хотя, какая к демонам разница? В темнице его вряд ли кто-то увидит, а девчонка проведет там весь остаток жизни, и то если Эвин будет достаточно милостив и не велит ее повесить уже сегодня.
А Эвин и милосердие — это как солнце и луна в полден на одном небосклоне.
— Я… — девчонка еле оттягивает голос.
— Прежде чем ты продолжишь, имей ввиду — больше тебе меня не одурачить. Но у тебя все еще есть две возможности выйти отсюда — живой, если расскажешь правду, или в погребальном саване, если будешь испытывать мое терпение.
— Не уверена, что саван — такая уж плохая идея, — глядя на меня в упор, отвечает девчонка.
Так и тянет громко ей поаплодировать — только что тряслась от страха, а теперь как будто готова идти на плаху под военный марш.
— Твое настоящее имя?
— Матильда, — говорит вкрадчиво, но взгляд не отводит.
— Я же просил правду, — начинаю закипать в ответ.
— А я и говорю правду! — тут же вспыхивает она. — Я — Матильда, монашенка Ордена Плачущего! И мы… в тот день, на телеге, когда вы с Его Величеством попросились к нам на телегу — это была я. Вы еще подарили мне… томик стихов.
Ее щеки вспыхивают неподдельным румянцем.
И это не укладывается у меня в голове.
Она никак не могла узнать про тот наш с Эвином маскарад с переодеванием.
Только если в самом деле была той стыдливой девчонкой в черном одеянии.
Наверное, я был бы меньше удивлен, если бы псевдо_герцогиня продолжила изворачиваться и врать несмотря на мои более чем внятные предупреждения.
Наверное, в эту минуту у меня впервые в жизни какое-то очень идиотское выражение лица, потому что с самого начала эта ложь была настолько очевидной, что мне-то с мои нюхом просто нельзя было такое проморгать. Наверное, это один из тех случаев, когда очевидное просто не хочешь замечать. Нет другого объяснения, почему лучший ищейка Артании не заметил лисицу в курятнике, когда она сидела у него перед носом, между двумя жирными наседками, держа в зубах третью.
«Вот так и приходит старость, Рэйв», — говорю сам себе, и тут же гоню мысли прочь.
Я не старый.
Просто мало сплю и непозволительно много думаю о коленях одной скромной монашенки вместо того, чтобы решать простейшие уравнения.
— Я мог бы попытаться уличить тебя во лжи, — говорю нарочно растягиваю буквы, — но вместо этого попрошу просто поклясться. Монахини Плачущего никогда не врут, потому что тогда ваш распрекрасный боженька не примет вас после смерти.
Но ее реакция в ответ на мое требование, уже красноречивее всех клятв.
Этот пламенный взгляд в ответ на мое откровенное богохульство, не может принадлежать циничной злой стерве. И если бы я только не был так откровенно слеп, то обязательно раскусил ы маскарад в первый же день. Но мне почему-то хотелось видеть в ней дочку предателя короны, хоть все кричало об обратном.
Может, я просто хотел верить, что женщина, к которой меня странным образом тянет — обычная заноза в заднице Эвина? Тогда, конечно, мне стало бы проще: никто в здравом уме не станет таять перед девицей, которая смеялась и лизала мороженное, пока на ее глазах зверски издевались над живым — едва живым — человеком.
Девчонка открывает рот, но я прерываю ее попытку взмахом руки.
— Я уже достаточно увидел, Мати… гммм… Тиль, не будем же гневить твоего страдающего бога ненужными клятвами.
— Милорд, вы — богохульник! — все-таки вспыхивает она, буквально кометой взвиваясь с места. — И я вам никакая не… Тиль!
Она произносит это так, словно я только что во стихах и красках пересказал ей содержимое моего недавнего сна с ее непосредственным и весьма активным участием. Кстати, я ведь могу…
— Я буду называть тебя так только когда будем оставаться наедине, — улыбаюсь нарочно довольно, потому что злить этот ее блеск в глазах — одно сплошное удовольствие. Все равно, что гладить против шерсти маленькую пушистую кошечку, которая изредка шипит и бьет лапой, но не выпускает когти.