Задыхаясь - и почти что потеряв надежду - я бежал по мокрому песку, отчаянно выискивая, куда бы спрятаться. После чудовищного шторма, что был утром, бежать по грязному песку - всё равно, что бегать в огромной миске с густой кашей. Но Толстобрюхий Ник, деревенский булочник, собирался поймать меня во что бы то ни стало, так что, кроме как бежать, мне ничего не оставалось.
Рванув между двумя домами к морю, я потерял Толстобрюхого из виду. Он, конечно, знал, куда я побежал, но внезапно я увидел своё спасение: на берегу стояли рыбацкие лодки.
Прижав к телу украденный каравай хлеба, я оглянулся.
Толстобрюхий ещё не добежал до пляжа. Не раздумывая, я нырнул в первую попавшуюся лодку.
Накрывшись тяжёлой сетью, я смотрел в глубины неба и старался затаить дыхание. Я прекрасно понимал, что стоит Толстобрюхому Нику пройти мимо, он, конечно же, услышит меня.
Не знаю, сколько прошло времени. Если у тебя руки трясутся от страха, ты лежишь по рот в дождевой воде и стараешься не дышать, а на тебе - тяжёлая сеть, закрывающая свет, - ничего тогда не движется медленнее времени. Абсолютно ничего.
Но когда я услышал быстро приближающиеся шаги, моё сердце опять пустилось вскачь. Я сжался на дне лодки. Вода залила губы; пришлось дышать через нос.
Шаги приближались.
Всё было бесполезно. Я поднял рот над водой и откусил кусок хлеба. Если Толстобрюхий и побьёт меня, я хоть наполню чем-то желудок.
Во рту было сухо, но я поспешно начал жевать.
Шаги приближались. Видел ли он, как двигались сети? Слышал ли моё тяжёлое дыхание? Слышал ли, как я жую его хлеб? Я откусил ещё, потом ещё и ещё, и мои щёки так раздулись, что стали уж никак не меньше, чем у дракона. Ну, может это я и загнул, но в руке у меня осталось хлеба меньше, чем во рту - а ведь я ещё ничего не проглотил. По крайней мере пока.
У лодки шаги смолкли. Я закрыл глаза, хлеб застрял в горле.
Я начал задыхаться!
С меня стащили сеть. Стараясь вдохнуть, я закрыл лицо руками, защищаясь от ударов Толстобрюхого.
Но ударов не было!
Я раздвинул руки и выглянул, а хлеб прямо-таки полез из моего рта.
- Что это? - озадаченно спросил старик, разглядывая меня. - Никак малыш-эльф собственной персоной?
Я не ответил. Я продолжал кашлять, выплёвывая полупережёванный хлеб на дно лодки.
Старик раздражённо покачал головой и принялся хлопать меня по спине.
Когда я, наконец, пришёл в себя, я оглянулся и увидел, что пляж пуст. Толстобрюхого нигде не было видно.
- Что, эльф, попал в переделку? - спросил старик, увидев мой загнанный взгляд.
Я кивнул, решив сыграть на его чувствах.
- Толстобрюхий Ник не любит меня, - сказал я.
- Толстобрюхий Ник никого не любит, - со вздохом согласился старик. И добавил с хитрой усмешкой:
- Особенно он ненавидит одного эльфа, который таскает его хлеб.
Я весь покраснел.
- Как тебя звать, эльф? - требовательно спросил он.
- Дьюдер, - сказал я ему.
- И это всё? Просто Дьюдер?
- Хватит этого, - ответил я, вовсе не собираясь вдаваться в подробности. - А вас как?
- Люди зовут меня Шестипалым Фиском.
Я сразу же посмотрел на его руки.
- Не ищи лишнего пальца, эльф, - рассмеялся он. - Когда мать меня рожала, доктор был поддатый, ну и насчитал на моей руке шесть пальцев. А мать-то была неучёная, проверить не могла, так вот прозвище и прилипло. Сечёшь, в чём дело?
Я кивнул. Что мне оставалось делать?
Старый рыбак вдруг схватил меня за плечи, вынул из лодки и посадил на грязный песок.
- Ты занятно выглядишь, парень, - сказал он. - Эльфов тут нечасто увидишь. Но тебе никак нельзя оставаться в моей лодке. Я сейчас выхожу в море.
- Вы собираетесь рыбачить? - пробормотал я в изумлении. - Все остаются на берегу из-за шторма. И потом, сейчас слишком поздно. Через несколько часов совсем стемнеет.
- После ливня клюёт, лучше всего - ответил Шестипалый Фиск. - К тому же, - добавил он таинственно, - мне нужно поймать одну рыбу, а моё время кончается.
Я и понятия не имел, о чём он говорил. Да, по правде сказать, меня это не очень-то и волновало. А вот что меня волновало - так это не попасться на глаза Толстобрюхому; в такой маленькой рыбацкой деревушке - вовсе нелёгкая задача.
- Я поплыву с вами - быстро предложил я. - Если вы выходите в Кровавое Море так поздно, когда вы будете возвращаться, станет уже темно. А у меня действительно хорошие глаза, и я помогу вам найти дорогу назад.
Старик засмеялся.
- Не учи меня плавать в Кровавом Море, - сказал он. - Я рыбачил здесь, когда тебя и на свете-то не было.
Мне было шестьдесят два года, и по эльфийским меркам я считался подростком, но я не сомневался в том, что Шестипалый Фиск пережил меня на добрых десять, а то и пятнадцать лет. Значит, надо как-то по-другому убедить его взять меня с собой.
- Если вы рыбачите так долго, как говорите, - сказал я хитро, - то вы выглядите гораздо моложе своих лет. - В отличие от большинства эльфов я могу так приукрасить правду, что она уже на себя непохожа. - Но если вы так стары, как говорите, господин Фиск, - продолжал я, - то я буду рад погрести за вас всего лишь за скромную плату в десять процентов улова.
- А ты соображаешь, эльф, - одобрительно сказал старик.