Айзек Азимов
Четырехмерные киски
Эту историю давным-давно рассказал мне старый Мак, живший в хижине по ту сторону холма, на который смотрели окна нашего старого дома. Он был геологоразведчиком в Поясе Астероидов в пору Броска тридцать седьмого года, а теперь большую часть времени тратил на возню со своими семью котами.
— За что вы так любите кошек, мистер Мак? — спросил я его как-то.
Старый изыскатель взглянул на меня и поскреб подбородок.
— Видишь ли, — сказал он, — кошки напоминают мне тех махоньких зверюшек с Паллады. А они чем-то смахивали на кошек — те же мордочки, тот же вид… Умнейшие были крохи — из всех, кого я когда-либо встречал. Все погибли!
Мне стало жаль неведомых созданий, и я сказал об этом. Мак поднял на меня взгляд.
— Умнейшие были крохи, — повторил он. — Четырехмерные киски.
— Четырехмерные, мистер Мак? Но ведь четвертое измерение — время. Мы его проходили еще в прошлом году, в третьем классе.
— Выходит, ты у нас маленький школьник, да? — он достал трубку и принялся неторопливо набивать ее. — Верно, четвертое измерение — это время. Те киски на Палладе были около фута длиной, шести дюймов ростом, дюйма четыре в толщину и тянулись куда-то в середину следующей недели. Ведь это и есть четвертое измерение, не так ли? Иначе как объяснить, что ты сегодня почесал киску за ухом, а она в ответ завиляла хвостом только назавтра, никак не раньше. А самые крупные из них — так даже на день позже. Факт!
Я посмотрел на него с сомнением, но возразить ничего не мог. А Мак продолжал:
— И еще они были самыми лучшими махонькими сторожами во вселенной. Стоило им заметить грабителя или вообще какого-нибудь подозрительною типа, как они принимались вопить — пронзительно, что твои банши. Но главное — заметив грабителя сегодня, они начинали орать вчера, всякий раз предупреждая нас ровнехонько за двадцать четыре часа.
Я даже рот раскрыл:
— Честно?
— Ей-богу! А хочешь знать, как мы приспособились их кормить? Мы поджидали, когда киски отправятся спать, и тогда могли быть уверены, что они заняты перевариванием пищи. Эти четырехмерные малютки всегда переваривали съеденное ровно три часа — прежде, чем съесть; желудки их растягивались для этого назад по времени. Так вот, когда они отправлялись спать, мы засекали время, чтобы приготовить им обед и накормить точнехонько на три часа позже. — Мак раскурил трубку, выпустил клуб дыма и печально покачал головой. — Но однажды я ошибся. Бедный малыш! Его звали Джой, и он по праву был моим любимцем. Однажды он улегся спать в девять утра, а мне почему-то втемяшилось, что в восемь. Вот я и принес ему поесть в одиннадцать. Я обыскал все вокруг, но так и не смог его найти.
— Почему, мистер Мак?
— Видишь ли, организм четырехмерной киски никак не мог ожидать, что придется получить завтрак всего через два часа после того, как переварил его. Было бы уж слишком ожидать от него такого! В конце концов я отыскал таки Джоя — под моей спецовкой в наружном ангаре. Он заполз туда и умер от несварения час назад. Бедный малыш! После этого случая я соорудил себе специальный будильник и больше уж никогда не допускал подобных ошибок.
После короткого печального молчания я почтительным шепотом возобновил разговор:
— Вы сказали, они все погибли. И все, как Джой?
Мак грустно покачал головой:
— Нет! Они подхватили от наших ребят простуду и попросту умирали — за любой срок, от недели до десяти дней до того, как подцепить болезнь. Их и с самого-то начала было не слишком много. А через год после того, как на Палладе обосновались шахтеры, кисок осталось не больше десятка, да и те ослабели от болезней. И вся штука была в том, приятель, что, погибая, они просто разлагались, особенно тот маленький четырехмерный орган в мозгу, который и управлял их существованием во времени. И эта особенность кисок обошлась нам в миллионы долларов.
— Как это, мистер Мак?
— Понимаешь, кое-кто из земных ученых прознал о четырехмерных кисках; они сообразили, что все наши крохи успеют окончательно вымереть прежде, чем хоть один из столпов науки доберется до Паллады в следующее противостояние. И потому они предложили нам по миллиону долларов за каждую киску, которую удастся сохранить живой или хотя бы мертвой.
— И вам удалось?
— Конечно, мы пытались, но они не хотели сохраниться. После смерти они уже ни на что не годились, и нам приходилось их хоронить. Мы пробовали зарывать трупы в лед, но все равно сохранялась только шкурка, а внутренности разлагались. А ведь ученым-то нужны были как раз внутренности! Само собой, зная, что за труп каждой киски дадут миллион, мы старались изо всех сил. Одному из нас пришло в голову погружать зверюшек в горячую воду прежде, чем они издохнут, чтобы все ткани как следует пропитать жидкостью. А когда крошка умрет, мы смогли бы заморозить воду и получить сплошной кусок льда с телом внутри.
У меня челюсть отвисла:
— И это сработало?
— Мы старались как умели, сынок, но никак не могли заморозить воду достаточно быстро. К тому времени, когда льдина промерзла насквозь, этот четырехмерный орган в мозгу все равно разлагался. Мы замораживали воду все быстрей и быстрей — но тщетно. А тем временем у нас осталась всего одна четырехмерная киска, да и та была уже при последнем издыхании. Мы пришли в отчаяние. И тогда одному парню пришло в голову, как можно заморозить всю воду в долю секунду. Он соорудил хитроумную машину. Мы взяли последнюю малышку и погрузили ее в горячую воду; киска бросила на нас последний взгляд, издала странный тихий возглас — и умерла. Мы нажали кнопку и заморозили ее, всего за четверть секунды превратив в целый кусок льда. — Тут Марк испустил такой тяжелый вздох, что он весил, наверно, добрую тонну. — Но это оказалось бесполезно. Четверть часа спустя внутренности киски разложились, и мы потеряли последний миллион долларов.
![Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/fc/fc39a5abae6443457fe1ac7d2fcc954d4e486557.jpg)
