Вечер. Маленькая комната. Обои в цветочек. В середине комнаты стол, окруженный стульями, на столе скатерть, вышитая красными маками. На стенах фотографии маленьких детей и поэтов. На полу вытканные половики. В глубине комнаты швейная машинка, телевизор, накрытый платком, и шкаф. За окном яблоневый сад, в центре сада — большой стол, накрытый клеенкой с красными розами.
Ирина: Как долго. Как долго. Ждать очень трудно. Мама, что ты?
Ангелина Ивановна (передвигается, держась за стулья): Нет, детка, сама я, сама, ты мне не мешай.
Ирина: Может, поддержу немножко?
Ангелина Ивановна: Нет, ты меня не путай. Я сама как-нибудь.
Ирина: Любишь ты, мама, слово сама.
Ангелина Ивановна: Люблю? Привыкла я так. Вот Анна с Борисом приедут, и все мы в сборе будем. И Света бы еще. Может, приедет?
Ирина: Приедут все, куда денутся. Приедут, мама, приедут.
Ангелина Ивановна: Борька-то подрос, наверное, подрос, мой голубчик. Восемь ведь лет не было его. А я устала. Всё без него. А без него даже дышится плохо. Помню, маленьким сядет ко мне на колени, прижмется.
Ирина: Мама, вырос он уже. Мужик.
Ангелина Ивановна: Подь. Подь. (Гладит ее по голове.) Ты опять матери перечишь. У меня скоро от дрожи тихий Дон из берегов выйдет. Ты знаешь, когда я так говорю? Молчи. И парня не смущай. Маленок он еще, маленок. Обнять бы его скорее.
В комнату с ведром яблок заходит Валентина.
Валентина: Жарко-то на улице как, только и остается, что в доме спасаться. Яблоки, мама, в этом году — мёд. Варенья заведем на всю зиму.
Ангелина Ивановна: Заведи. Сахар мне Виктор привез.
Ирина: Виктор?
Валентина: Ну и какой он, мама?
Ангелина Ивановна: Заботливый, Ирина.
Ирина: Да, да, хорошо. Может, тебе, Валя, на фруктозе сварить? Я, правда, еще ни разу не варила.
Можно орехи добавить.
Валентина: Фантазерка.
Валентина берет нож и начинает резать яблоки. Ангелина Ивановна доходит до двери.
Валентина: Мама, сама не спускайся, со мной только.
Ангелина Ивановна: Я сама. Сама могу.
Валентина: Мама, может, пора к нам перебираться?
Ангелина Ивановна (тихо): Вот Боренька, приедет, там и порешим. Ему все оставлю. Паша хотел, чтобы внук все унаследовал. Знал, что внук будет. Поднимет хозяйство, женится.
Валентина: Да на что ему дом?
Ирина: Городской он, мама.
Ангелина Ивановна: Я решила: ему! Значит, ему!
Валентина: Ой, мама, какой же у тебя талант всех нас объединять.
Ангелина Ивановна: Отец бы так поступил.
Валентина: Да не в обиде мы. Решила так решила. У нас есть где жить. Только как-то, мама, ты слишком жестко с нами.
Ирина: Что говорить, пусть живет.
Ангелина Ивановна: А вы не сомневайтесь, наша порода, кудряшовская, поднимет хозяйство. Красивый, кудрявый..
Ирина: Мама, он сейчас лысый.
Ангелина Ивановна: Лысый?
Ирина: Лысый.
Ангелина Ивановна: Ладно, дышать пошла.
Валентина: Я тебя раньше срока хоронить не хочу и наследство делить не буду.
Ангелина Ивановна: Дышать пошла.
Ирина: Изменилась Анна или такая же?
Валентина: Такая же. Ириночка, уступи Анночке, уступи. Всю дорогу так. Помнишь? Посадит дед в коляску, Анька ноги расставит, тебе сесть негде. Доуступались.
Голос Серафимы Ивановны из соседней комнаты.
Серафима Ивановна: Андрюшенька, Андрюшенька.
Ирина: Иду, иду, тетя.
Валентина: Зовет его? Все время зовет.
Ирина уходит в другую комнату и возвращается.
Валентина: Вот нам бы так. Чтобы всю жизнь, чтобы с ума сойти и до гроба с ним одним пройти.
Ирина: Любовь это просто.
Валентина: А ведь не целовались даже. Он ведь сразу на фронт. Письма читает?
Ирина: Видит плохо, в руках подержит, помолится, только тогда засыпает.
Валентина: Как они тут вдвоем, родные. Перевозить их надо. Городок маленький, тяжелее с каждым днем будет.
Ирина: Виноваты мы перед ними. Поэтому она дом Боре.
Валентина: Борьке? Ну нет.
Ирина: Ты же знаешь, она упрямая. Ладно, давай не будем об этом. Смотри, яблок сколько уже порезали. Зимой в пирожках здорово. Светка-то как? Замуж не собралась?
Валентина: Что ты, замуж. Упустила всех хороших парней. Урожай, действительно, хороший. Вот Борька пусть и собирает. Чем Светка хуже Борьки? Тем, что баба. А баба в нашей семье — не человек.
Ирина: Рассыпать надо, достань одеяло, там, в шкафу, у Бушки.
Валентина: Бушки? Так Серафиму Борька называл.
Ирина: Помнишь, он бабушка сокращал, и у него Бушка получалось?
Валентина: Помню.
Ирина: Надо на одеяло и во двор, чтобы каждая долька солнцем напиталась.
Валентина: Это все из-за того, что ей Володька мой не нравился.
Ирина: Он-то причём?
Валентина: Да он шалопай был. Да, что говорить, вся жизнь куда-то в тартарары. Не в Борьке, может, Ир, дело? В нас? Семья вроде большая. А видимся? Раз в год? У мамы на неделю? А потом, скорее в самолет и в Турцию, на море. Подальше от этого захолустья.
Ирина: Мама старенькая уже очень. Не приедешь — ты представляешь, что с ней будет? Она ведь год живет только тем, что мы соберёмся. Знаешь, она ведь молчит, а больно ей за десятерых.