Вечерело. К особняку бывшего управляющего белорецким заводом спешили партизанские командиры. Оставив коней во дворе, они поднимались по широким ступеням парадного крыльца.
При входе охрана проверяла документы. Кое-кому из прибывших это показалось ненужной проволочкой.
— Ишь чего выдумал! — возмущался усатый казак. — Своего станичника не узнает! Подай, вишь, ему бумажку!
Казак уже ринулся было напролом, но его остановил чей-то спокойный голос:
— А по-твоему, что ж — дверь нараспашку, заходи кто угодно! Так, что ли? — На крыльцо легкой упругой походкой поднялся молодой командир в потертой до белых плешин кожанке. Его серые глаза смотрели на усатого внимательно и строго.
И тот, кому не по душе пришлась бдительность охраны, примолк. Притихли и те, кто еще недавно был склонен поддержать усатого казака.
Только тогда командир, поправив висевший на боку маузер, достал из кожанки свой пропуск.
«Предъявитель сего Василий Константинович Блюхер», — прочитал часовой и лихо козырнул молодому командиру.
Широким гулким коридором Блюхер прошел в просторную комнату, очевидно когда-то служившую гостиной. Здесь еще сохранились остатки былой роскоши: лепной потолок с изображением каких-то фантастических существ, теперь поблекшие, во многих местах порванные, некогда дорогие обои.
В комнате было сумрачно. Большая керосиновая лампа едва разгоняла темноту.
— Василий Константинович! — окликнули Блюхера с дальнего конца стола. — Сюда присаживайся!
Теперь Блюхера здесь знали все. А ведь еще совсем недавно и его не знали и ему почти никто не был знаком.
Летом 1918 года чуть не половину Урала захватили белые. Действовавшие здесь красноармейские части и рабочие отряды были отрезаны от центральных районов России, оказались в глубоком тылу врага. Под натиском белых они отходили в горы и, наконец, собрались здесь, в небольшом городке Белорецке. Месяц назад прибыл сюда во главе Уральского полка и Блюхер…
Командир уральцев внимательно всматривался в лица собравшихся в бывшей гостиной — усталые, небритые.
Неподалеку от Блюхера, чуть наискосок, сидели братья Каширины. Иван — балагур и весельчак, человек безудержной, подчас безрассудной отваги, и Николай — скромный и выдержанный, но решительный и строгий. На противоположном конце стола сидел Николай Томин. И, как всегда, с неизменной плеткой в руке: «ни шагу без коня, если надо на другую сторону улицы попасть, и то в седле» — так говорят о нем…
В комнате полным-полно. Сидят за громоздким столом, примостились у стены на разнокалиберных стульях и креслах.
Задумчивы, сосредоточенны партизанские командиры. И почти все то и дело внимательно, выжидающе смотрят на Николая Каширина.
Но Каширин, сурово сдвинув брови, молчал…
Может быть, он думал об отчаянном положении, в котором оказались партизаны, окруженные врагами со всех сторон, без боеприпасов, с тысячами беженцев — стариков, женщин, детей, заполнивших сейчас улицы, дворы, дома городка.
А может быть, о том, что произошло за последние две недели, с того дня, когда в этой же комнате первый раз собрались командиры партизанских отрядов, чтобы решить, как быть, что делать дальше.
Тогда, на том совещании, разгорелся жаркий спор.
Одни предлагали закрепиться в Белорецке и драться до последнего. Другие — отсидеться до лучших времен в горах. Но Белорецк — ненадежная крепость: подтянут белые свежие силы — и конец. А уводить многотысячную партизанскую армию от борьбы, «отсиживаться» — это уж никуда не годится.
И сторонников оставаться в городе и тех, кто предлагал отсидеться в горах — «седунов», как их тут же окрестили, было немного. Большинство считало, что надо пробиваться на соединение с частями Красной Армии. Но каким путем идти? Это был главный вопрос.
Почти все командиры, коренные уральцы, высказались за то, чтобы держаться поближе к родным местам. За это ратовали и братья Каширины. Так и определился выбор маршрута.
Блюхер пытался доказать, что, выбирая такой путь, партизаны совершают ошибку. Но его не слушали, Не помогли и доводы Николая Томина, стоявшего за план Блюхера.
Кое-кто из командиров, разделявших точку зрения Блюхера, предлагал отделиться от партизанской армии: «Мы не согласны — чего нам с ними идти!» Но командир уральцев категорически отверг это предложение: не соглашаться — одно, а подорвать единство партизанских рядов — другое. Этого допустить нельзя. Блюхер и сам подчинился решению большинства и своих сторонников уговорил подчиниться.