Глава 1
Голливудский «Божий дар»
Отлично известно, что любой, подвергающийся воздействию Голливуда более шести недель, становится ни с того, ни с сего неизлечимым психом.
Мистер Эллери Квин нащупал в раскрытом чемодане бутылку шотландского виски.
— За Голливуд, город сумасбродов! Пей до дна! — Он проглотил все, что оставалось в бутылке, и отшвырнул ее в сторону, продолжая укладываться. — Прощай, Калифорния! Я уезжаю — неоплаканный, непризнанный и невоспетый! Ну и черт с тобой!
Алан Кларк улыбнулся той загадочной улыбкой Моны Лизы[1], по которой безошибочно узнаешь члена братства голливудских посреднических агентов, будь он толстым или худым, высоким или низеньким, юным и свежим или изрядно потрепанным жизнью. Улыбкой мудреца, святого, циника, все знающего и все понимающего.
— Вы, новички, поначалу все ведете себя одинаково. Те, кто выдерживают, избавляются от комплексов и приживаются. Те, кто не выдерживают, поджимают хвост и, скуля, возвращаются на Восток.
— Если ты пытаешься вызвать во мне праведный гнев, Алан, — проворчал Эллери, пнув ногой свою объемистую сумку для гольфа, — то прекрати бесполезные попытки. Я собаку съел на всех ваших хитрых посреднических уловках!
— А какого же дьявола ты ждал — контракт по классу «А» в первую же неделю, как только ты сунул сюда нос, и торжественный банкет в твою честь в «Кокосовой роще»?
— Работу, — коротко бросил Эллери.
— Фу-у, — протянул агент. — Здесь не работа, здесь искусство. Ведь и Рембрандт не начинал сразу с Сикстинской Капеллы[2], верно? Дай себе время пристроиться, пообвыкнуть, познакомиться со всеми ходами и выходами…
— Похоронив себя в склепе, называемой конторой, куда меня посадили, и целыми днями плюя в потолок?
— Конечно, а почему бы и нет? — мягко произнес Кларк. — Ведь деньги-то платит «Магна», разве не так? Если студия вкладывает в тебя полуторамесячное жалование, то неужели ты думаешь, что они не соображают, что делают?
— Ты меня спрашиваешь? — фыркнул Эллери, швыряя вещи в чемодан. — Так я тебе отвечу: нет!
— Тебе надо почувствовать, вжиться в специфику кино, Квин, прежде чем приниматься за сценарий. Ты же не поденщик. Ты писатель, художник — и толковый, тонкий сыщик.
— Черт-те что, и луковица сбоку!
Кларк усмехнулся, сдвинув шляпу на затылок.
— Рад познакомиться, так сказать… И тем не менее, в чем дело? У тебя здесь будущее. Ты — генератор идей, а именно за это и платят в Голливуде. Ты им нужен.
— «Магна» подписывает со мной полуторамесячный контракт с правом на возобновление; сегодня кончаются шесть недель, они ни слова нс говорят о возобновлении контракта, и это означает, что я им нужен! Типичная голливудская логика!
— Им просто не понравилось, как составила контракт их нью-йоркская контора. Такое здесь постоянно случается. Поэтому они подождали, пока истечет срок контракта, и теперь предложат тебе новый. Вот увидишь!
— Меня пригласили сюда сочинять сценарий и диалоги для ковбойского фильма. А что я сделал за шесть недель? Никто не обращал на меня ни малейшего внимания; я так ни разу и не смог повидаться или поговорить с Жаком Бутчером… Ты знаешь, сколько раз я пытался связаться с Бутчером, Алан?
— Надо иметь терпение. Бутч — это Чудо-мальчик Голливуда. А ты всего лишь паршив… один из многочисленных здешних писателей.
— Ты не сможешь подтвердить это ничем из того, что я написал, потому что я не написал ничего! Нет, сэр, я еду домой!
— Конечно, конечно, — успокаивающе проговорил агент. — Вот, возьми — ты забыл положить вишневую футболку. Я тебя понимаю. Ты нас ненавидишь до чертиков. Ты не можешь доверять здесь даже своему лучшему другу: он использует твой затылок как ступеньку в лестнице наверх, стоит тебе только отвернуться. Я знаю. Мы хамы и грубияны…
— Притом непоследовательные!
— Наше искусство…
— Искусственное!
— Швыряемся деньгами направо и налево…
— Грызетесь, как собаки!
— И тем не менее, — ухмыльнулся Кларк, — со временем ты привыкнешь и полюбишь все это. Так со всеми бывает. И станешь загребать куда больше денег, сочиняя киносценарии, чем ломая себе голову над тем, кто перерезал глотку Кэдуоллейдеру Сент-Суизину ножом для разделки бифштексов в комнате номер двести два. Послушайся моего совета, Квин, и оставайся!
— Насколько я понимаю, — заявил Эллери, — инкубационный период голливудской лихорадки длится шесть недель. После этого срока человек становится безнадежно зараженным. Так что мне лучше поскорее убраться отсюда, пока я в своем уме!
— У тебя еще есть десять дней, чтобы заказать билет до Нью-Йорка.
— Десять дней! — Эллери слегка поежился. — Да если бы не убийство Спета, я давно был бы уже на Востоке!
Кларк широко раскрыл глаза.
— Так вот почему мне показалось подозрительным то, с каким видом Глюке нацепил на себя медаль!
— Эх, выпустил-таки я кота из мешка! Не болтай об этом, Алан, ладно? Я обещал инспектору Глюке…
Агент еле сдержал порыв негодования:
— Ты хочешь сказать, стоя здесь сейчас передо мной, что расколол дело Спета, и у тебя не хватило ума размножить свою улыбающуюся физиономию по первым страницам газет?
— Для меня это ничего не значит. Куда, к черту, запропастились эти узконосые туфли?