На консервативном двумерном мониторе тикают часы ископаемого вида. Несколько десятков пикселов изображает секундную стрелку; когда стрелка двигается, программа мерзко пищит на частоте ля-бемоль.
Часы показывают 23:59.
На календаре 31 марта.
Человек перед монитором нервно барабанит пальцами по сенсорной панели. Вторя его прикосновениям, поверх часов вспыхивают и гаснут сполохи случайно выбранного цвета. Писк и вязкое "чпок-чпок" пальцев сливаются в блюзовом ритме.
Пахнет дешевым соевым кофе.
Человек нервничает.
Пиксельная стрелка завершает круг. Дата предупреждающе моргает.
И сменяется на "32 марта"...
Человек выдыхает так резко, что запотевает сенсорная панель. Он схлопывает и восстанавливает календарь, но безумная, невозможная надпись "32 марта" никуда не делась.
Руки на мгновение зависают над панелью. Человек набирает имя "kwagel", вводит пароль и выходит на внешний уровень информационной сети. Запрос отправляется в путешествие между серверами, и через мгновение с экрана глядит лицо дикторши новостного канала.
– Сегодня... простите, уже вчера городская дума приняла закон об обездуривании, призванный снизить влияние традиционного хаотического фактора на интеллектуальный потенциал населения. Согласно принятому закону, дата "1 апреля" отменяется. Вместо этого длительность марта устанавливается в 32 дня, а апрель будет начинаться со второго числа. Депутаты государственной думы заверяют, что никаких проблем в связи с введением нового закона, не ожидается: все программное обеспечение индивидуальных и корпоративных пользователей модифицировано заранее, во время предыдущих подключений к центральной информационной сети.
– Бля... - говорит человек, вкладывая в это восклицание слишком много эмоций, чтобы они могли поместиться в трех коротких звуках.
Через сотню писков на частоте ля-бемоль он уже в вагоне монорельса Москва-Пекин.
– Ты знаешь, что это такое, дружок? Это полицейский станнер, модифицированный вариант. Он воздействует прямо на болевой центр мозга... даже если мозгов нет.
Юрка Квагель сидит на неудобном, из сплетения хромированных трубок стуле. Щиколотки, локти и кисти притянуты к металлу широкой упаковочной лентой, в тон хрому. Он думает, что эти стулья нарочно проектировали как орудие пытки.
Перед глазами колышется багровая пелена. Нечто бесформенно-сизое в поле зрения вполне может оказаться носом, а вспархивающая временами субстанция - слипшимися ресницами. Если чуть-чуть опустить глаза, видна куртка в красных разводах.
Он старается не опускать глаза. Его уже били, но он боится, что это только начало.
Вязкий тенор с жеманными нотками доносится словно из другой вселенной.
– Нормальный станнер не может искалечить. А этот - может. Знаешь, на что похож человек после десятка воздействий? А если поставить его на максимум, видишь, вот так, один удар убьет тебя. Но умирать ты при этом будешь долго... очень долго...
Из мутной дали выплывает узкое лицо, щедро изуродованное пирсингом: брови, нос, веки. Когда он говорит, изо рта поблескивает вставленный в язык золотой дракончик. От него зверски разит смесью одеколона, пота и нечищенных зубов: Юрку выворачивает прямо на щегольские, со скошенными носами ботинки.
Узколицый тип отпрыгивает с бранью. Квагель зажмуривается, радуясь минутной передышке. Во рту невыносимо кисло.
Когда он открывает глаза, перед ними оказывается узкая белая туфля на шпильке высотой с Эйфелеву башню.
– Леди-босс, мы привезли программиста, - нервно говорят за спиной. Слово "леди" произносится невнятно, больше похоже на "Лиля-босс". - Пытался удрать в Китай. Пришлось с ним немного поработать...
– Поработать? - взвизгивают слева. - Я его на кусочки порежу, этого ублюдка!
Голова весит не меньше тонны, но Юрке удается распрямить шею. Он видит кукольное женское лицо, перечеркнутое штрихом сетевой гарнитуры; чешуйка микрофона прильнула к углу ярких губ. Глаза прячутся за зеркальной поверхностью огромных очков.
– Программи-ист, - произносит она бархатным контральто, от которого в животе рождается мучительная дрожь. - Ты хотел нас обмануть?
Когда дрожь добирается до горла, Юрку разбирает сухой кашель. Красные брызги ложатся на лицо женщины, как эффектное дополнение к макияжу.
– Сучонок, - почти ласково говорит она. - Ты обещал нам по центу с каждого пользователя Нуль-Телекома. Я тебе поверила. Ты срубил хорошие бабки, ты клево прикололся, но главное - я тебе поверила.
Ему кажется, что за зеркальными очкам нет глаз - только хитрые микросхемы. Она небрежно поигрывает мономолекулярным фэйдао - мягко изогнутое лезвие покачивается головкой кобры, полоска красного шелка скользит вниз, как струйка крови.
– Не виноват... - хрипит Юрка разбитыми губами, цепляясь пальцами за гладкие трубки. Подошвы скользят в луже, когда он пытается отпрыгнуть вместе со стулом. - Объясню...
– Объясняй, - безразлично отвечает леди-босс и уходит.
Юрка тащит следом мутный взгляд, видит шершавую стену гаража, узкие силуэты аэроциклов, затянутых пленкой. Три массивные фигуры в блестящей коже кажутся виртуал-моделями. Возле штабеля черных футляров с флюоресцентными штампами "Наносборщик G7-RSH04" стоит облезлая колченогая собака, в слезящихся глазах тупая покорность.
