Я коснулась пальцами прохладной хромированной дверной ручки, но повернуть так и не смогла. Закрыла глаза, раздраженно выдохнула через нос, выпрямила спину и обернулась к Вронской — адвокату подсудимого — сухопарой женщине в годах с белой, почти бесцветной кожей и крашеными в платиновый цвет волосами.
— В переговорную я пойду одна.
Она приподняла бровь.
— Я бы хотела присутствовать при встрече с подзащитным.
— Вы можете присутствовать в комнате наблюдения. Оттуда все прекрасно слышно и видно через специальное окно, — отрезала я, понимая, что в другой ситуации, возможно, пришлось бы уступить.
Но я находилась перед серой металлической дверью в комнату, в которую не имела ни малейшего желания входить. Мне предстояло в ближайшем будущем тесно общаться с человеком, о котором ходили самые дурные слухи. И на фоне подобной перспективы все лишние наблюдатели, страстно дрожащие над соблюдением формальностей, могли идти лесом.
— Это мой первый контакт с объектом, — отчеканила я, глядя ей прямо в глаза, — и от того, насколько доверительные отношения между нами возникнут, зависит успех вашего, как вы говорите, дела. Поэтому я настаиваю на том, чтобы первая встреча и беседа состоялись с глазу на глаз. Даже если это будет подразумевать лишь условное уединение.
С минуту Вронская сверлила меня взглядом, но все же соизволила отойти к другой двери, ведущей в комнату наблюдения. Избавившись от нежеланного эскорта, я переложила пластиковую папку с досье из одной вспотевшей ладони в другую и заставила себя войти в переговорную.
Все оказалось даже хуже, чем ожидала.
Он был красив той универсальной красотой, которая нравится девяноста процентам половозрелых женщин, если учесть, что остальные десять — лесбиянки. Не смазлив, а именно красив. Спокойной, мужской, достигшей своего расцвета красотой. Прямой нос. Широкие скулы. Густые темные волосы и брови. Верхняя губа, пожалуй, казалась чуть-чуть длинноватой, но это нисколько не портило общую картину. Даже казенная одежда на мощных плечах смотрелась так, что ее хотелось сорвать с него зубами, постанывая от желания. Ни один экран телевизора не мог передать реальности. У меня перехватило дыхание и закололо в груди. Я прилипла спиной к двери, сглатывая и напоминая себе, что где-то там в моей жизни имеется Сережа.
Мне сразу же не понравился взгляд будущего объекта. Слишком умный и проницательный. И поза, которую принял мужчина. Ноги широко расставлены. Руки небрежно сложены на столешнице, словно на запястьях в целях моей безопасности совсем нет наручников, а те, в свою очередь, не прикованы цепью к металлическому поручню посередине стола.
Подсудимый, чья жизнь полностью зависит от результата моей работы.
Я сглотнула еще раз, отлепилась от двери. Краем глаза наконец-то начала замечать окружающую обстановку: охранника с каменным выражением лица, который замер в углу, и то самое широкое тонированное окно, отделяющее нас от комнаты наблюдения.
Никогда не отдавала себе отчета, что мои каблуки так громко стучат по плиткам. Или это грохотало мое сердце? Все те несколько секунд, которые потребовались, чтобы преодолеть расстояние от двери до стола и приземлиться напротив объекта, я кожей чувствовала на себе ироничный и слегка презрительный мужской взгляд.
Сделав вид, что меня это совершенно не волнует, я хлопнула по столу папкой и распахнула ее. Фотография, приклеенная в левом верхнем углу досье, тоже была лишь слабым подобием реальности. Я все больше начинала жалеть, что уступила мольбам и согласилась взяться за это дело.
— Итак… — мне пришлось прочистить горло, потому что голос получился слишком хриплым, — Максим Велс, тридцать два года…
— Синий Код, одна из десяти лучших Синих Кодов страны, — ответил он в унисон мне.
Я вскинула ледяной взгляд, показывая, что его комментарии не приветствуются. В карих глазах плясала насмешка. Всем видом их обладатель показывал мне, что плевать хотел и на эксперимент, и на то, что я притащилась сюда вершить его судьбу.
— Не одна из десяти, а лучшая, — высокомерно уточнила я, — иначе ваш адвокат не доставала бы меня звонками два дня подряд. Но мы сейчас не меня обсуждаем.
— Это не мой адвокат, — покачал Макс головой, — а моей сестры. А что до десятки лучших… так говорили в прессе. Я всего лишь повторяю чужие слова.
Я с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Корчит из себя всезнайку, основываясь лишь на слухах из прессы.
— Как бы то ни было, адвокат вашей сестры собрался защищать вас.
Он развел руками.
— Тут я не могу помешать. Пробовал отказаться, но безуспешно.
— Вернемся к досье, — я опустила взгляд вниз, уповая, чтобы Макс не расценил это как попытку бегства. Смотреть на его холеное и гордое лицо и одновременно соображать было выше моих сил. — Тридцать два года, женат…
— Был женат.
Неужели развелся? Невозможно поверить, что какая-то счастливица добровольно упустила его из капкана. Я подавила приятное удивление в груди и мысленно отругала себя.
— В любом случае это никак не влияет на дело. Вот здесь написано, что вы… — я еще раз пробежала глазами по строчкам, — вы сами требуете назначить в качестве приговора смертную казнь?!
