Человек, помоги себе
Авторы: Юрий Васильевич Сальников
Жанр: Детская проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 65 страниц. Год издания книги - 1976.
Писатель Юрий Васильевич Сальников в большинстве своих книг затрагивает серьезные темы морально-нравственного воспитания молодежи. Активными, боевыми, способными твердо стоять за справедливость и преодолевать трудности на жизненном пути выступают многие его герои — школьники-подростки, юноши, девушки в повестях «Шестиклассники», «Экзамен Гали Перфильевой», «Пусть не близка награда», «БУПШ действует!», «Джемпер с синими елками» и другие. В новой повести «Человек, помоги себе» главная героиня — девятиклассница Ольга Кулагина, от лица которой ведется рассказ, — тоже активно и мужественно проявляет свой комсомольский характер, вступая в большой мир, открывающийся перед ней, как открывается он перед каждым, кто в свои шестнадцать лет осмысливает, что значит быть по-настоящему взрослым.
Читать онлайн Человек, помоги себе
1
А если мне все-таки нравится Николай Бурков? Ну и что?
Зинуха говорит: в нем нет ничего хорошего. Вика же признает: он — личность!
Но может ли человек быть личностью, если в нем нет ничего хорошего?
В классе Н. Б. держится солидно. Даже — сверх. Начала я сегодня объявлять на перемене:
— Люди! Пишите в «Колючку»!
А он засмеялся — противно так всегда смеется-хмыкает:
— Детсад!
— По-твоему, что же? Не надо выпускать сатирический листок? — взорвалась я.
— И не надо!
Я хотела взорваться еще сильнее, да Вика дернула меня за рукав.
— Хватит приставать к нему, Ольга.
Это я — «пристаю»?
В конце концов, что получается? В седьмом, когда меня впервые сделали редактором классной газеты, все рвались писать фельетоны и рисовать карикатуры. «Колючка» тогда выходила каждую неделю — никто не обижался. Потом пыл у ребят поубавился, но в прошлом году еще дело двигалось. А в нынешнем — все словно перевернулось. Ребята заявили Анне Алексеевне, что на собраниях готовы по-прежнему критиковать друг друга, не взирая на лица, но выставлять себя на посмешище перед посторонними в газете наотрез отказались. И теперь ни у кого не допросишься не то что фельетона — малюсенькой заметеночки. Да еще слова какие придумали: «Выставлять на посмешище»!
И это уж точно — из-за Николая Буркова. С его приходом началась в нашем классе смута.
Вика примечает, как я смотрю в его сторону, и подзуживает:
— Ох и ненавидишь ты его!
Иногда и вправду — ненавижу. А иногда думаю: ведь умный.
Умный, умный, а с Лариски Нечаевой глаз не сводит. Да и Зинуха почему сказала про него: нет в нем хорошего? Тоже из-за Нечаевой. Может ли хороший мальчишка увлечься такой супермоднячкой?
Самого-то, Буркова, едва он появился у нас осенью, сразу оценили: не пустозвон. Высокий, широкоплечий, он сел на заднюю парту рядом с коротышкой Ясеневым и долгое время вообще помалкивал.
А помалкивать тоже можно по-разному. Ясенев девятый год взирает на всех со своей «Камчатки» без единого звука. Однако недаром Марат Галустян еще в шестом сказал про него: «Это ясень, который дуб». У новенького же глаза сообразительные, внимательные.
Я, конечно, не очень его разглядываю. Разве что покосишься изредка в тот угол, где он с Ясеневым. С моего места, с третьей парты у окна, если сесть вполоборота, вся их «Камчатка» как на ладони. И слова оттуда долетают преотлично. Едва Н. Б. что-нибудь пробасит, мне, как через динамик, слышно. Я запоминаю. А дома сяду вот так, как сейчас, и думаю, думаю… Даже самой тошно — истуканом сделалась. Учебник раскрыт, а ничего не соображаю. Сегодня и учебника не положила — завтра воскресенье, успею выучить.
— Ольга, я ухожу. — Мама собралась на дежурство в больницу и вошла ко мне в пальто.
Я быстренько пододвинула чистый лист бумаги. Пусть думает, что готовлю очередную передачу для молодежного радио.
Она так и подумала.
— Опять сочиняешь?
— Угу.
— А в школе все нормально?
— Угу.
— Придет папа, борщ разогреешь. — Поцеловала в щеку и ушла.
Я вздохнула: хорошая мама, а про все и ей не скажешь. Особенно про Н. Б.
А что, если начать дневник?
Эта мысль мелькнула у меня вчера вечером, когда папа сказал: «Ну, дочь, через неделю тебе шестнадцать. Чем же ты ознаменуешь такую дату в своей жизни?» Я засмеялась: «Начну писать мемуары». Папа кивнул, будто принял мое сообщение всерьез: «Пора подводить итог прожитому». Он у нас малоулыбчивый, строгий. Подполковник, преподает в военном училище. Я спросила: «Ты тоже пишешь?» Он ответил: «Думать о жизни не обязательно с пером в руках. Достаточно в нашей семье одной сочинительницы».
Что верно, то верно — родители у меня не «писучие»: маме за письмо сесть — целое событие. И отец к литературе никакого отношения не имеет, хотя книгами увлекается. Дня не проходит, чтоб не купил новые. И не только военные, — их у нас уйма! — но и классику, и современные романы. А я — стихи. Разных сборников у меня тоже уйма. Читать любит и мама, но меня и писать тянет — даром, что ли, с детства прослыла сочинительницей. И после вчерашнего разговора с папой подумала: а почему бы в самом деле не взяться за «мемуары»?
Вот передо мной общая тетрадка с бежевыми корочками, великолепная глянцевая бумага в клеточку так и манит — пиши, пиши, Ольга Кулагина!
«Суббота, 17 ноября.
На днях завуч Юлия Гавриловна объявила: кому в ноябре исполнится шестнадцать, должны принести фотографии и заполнить бланк — в школе на вечере Конституции вручат паспорта.
Это — рубеж! Лермонтов в свои шестнадцать уже написал гениального «Нищего»: «И кто-то камень положил в его протянутую руку». А в чем преуспела ты, уважаемая Ольга Васильевна? Сидела, сидела весь вечер, сочиняла, исчеркала кипу бумаги и… выбросила. Ни строчки, ни рифмы, заслуживающей внимания. Бездарь и ничтожество ты, Ольга Васильевна!»
Ну вот: начала подводить итог прожитому. Но тут зазвонил телефон. Викин голос: «Ольга, где пропала? Мы с Зинухой купили билеты, беги, ждем». И сразу — гудки: пи-пи! Это похоже на Вику — не успеешь сказать слово — беги, спеши, ждем. Но я тоже хороша: пообещала — приду к «Северному», и… Это уж на меня похоже: организованности никакой. Осмысливая собственные поступки, придется обратить на это особое внимание.
