Денис ШАПОВАЛЕНКО
ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЭМОЦИЙ
Жилище его составляла двухкомнатная квартирка на втором этаже пятиэтажного дома. Старый хрущевский дом смотрелся как-то криво и печально. Скромно выделяясь среди здоровенных тополей, он выглядел уныло и навевал романтическо-пессимистические настроения. Маленькая детская площадка перед его окнами почти всегда пустовала и еще более подкрепляла удрученное состояние души. А оно господствовало здесь в полной мере. Человек в сером плаще и черных ботинках с невыразительной шляпой на голове, опущенной так что нельзя было разглядеть глаз, быстро, но не торопливо вышел из-за угла. В движениях его не было ничего - ни тревоги, ни осторожности, ни паники, ни спокойствия. Он просто шел, шел в самом банальном смысле этого слова. Нога ступала за ногой, метр проходил за метром. Он не смотрел по сторонам, не поворачивал головы. Хотя никто не видел его глаз в это время, но он даже не смотрел себе под ноги. Путь был привычен. Миллионы раз он проходил его, миллионы раз он ступал по тому же самому асфальту теми же самыми черными ботинками. И этот раз был не исключением. Все, кто его видели, предпочитали побыстрее забыть о нем, а те, кто слышали, не стремились увидеть. Его не презирали, но и не любили; никто не питал ненависти к нему, но никто и не стал бы заводить с ним разговор. Вряд ли кто-то осознавал почему, но так уж завелось. Он был нулем для них. Не было ни плюса, ни минуса - просто нуль космической пустоты. Без звука, без запаха, без эмоций. Поравнявшись со вторым подъездом, человек свернул и, нажав на ручку, открыл дверь. Внутри царила тьма и не было никого, кто смог бы увидеть его глаза, но он и не стал поднимать шляпы. В этом просто не было смысла, так же как в этом не было и бессмысленности. Шляпа просто оставалась на месте, как Земля продолжала свой бесконечный путь по своей орбите. Мерно и неумолимо; без ускорений и остановок. Пройдя лестничную клетку, он прошел мимо почтовых ящиков. Почты не было. Он никогда не проверял это, он просто знал, что ее не было, нет и никогда не будет. Это было одним из правил. Как и то, что никто не должен видеть его глаз. Особых причин на это не было, но не было также и возражений. Зачем, почему - не играло роли. Просто это было так. Дойдя до своей двери, рукой в черной кожаной перчатке он вынул из кармана ключи от дома. Движение руки не было резким, но и плавным его назвать было сложно. Он просто вынул их, так, как никто другой ничего никогда не вынимает, без единой мысли, но и без рассеянности, без напряжения, но не будучи расслабленным. Он извлек их из кармана. Движение было почти гипнотическим, оно велело забыть все и узнать ничего, ничего, кроме себя. Ключ повернулся в скважине и дверь отворилась. Тьма еще большей концентрации чем в парадном дыхнула в лицо. Не было ни запаха, ни чувственной перемены температуры. Была лишь тьма, та самая нейтральная тьма, которая при свете луны концентрируется и превращается в вампиров и ведьм, она собирается в шкафах и под кроватями и заставляет в себя верить. И вскоре ты не можешь не верить, так как просто знаешь о ней и, более того, ты боишься ее. Страх движет тобой, он живет в тебе, живет для тебя, и отказаться от него невозможно. Войдя внутрь, он захлопнул за собой дверь. Тьма окутала его со всех сторон, словно густой черный туман. Воображение фантаста заставило бы его написать величайший бестселлер; музыкант бы сотворил потрясающей силы произведение и покончил с собой; а любого верующего посетил бы сам дьявол, требуя обмена бессмертной души на все земные блага. Но человек в плаще только лишь протянул руку и зажег свет. Тот жесточайшим образом изрезал мистическую тьму на куски, измолотил ее, заставив молить о смерти, лишил жизни, и развеял прах самым гнусным образом. Коридор был пуст. Не было ни мебели, ни обоев. Лампа на потолке магическим образом притягивала к себе все внимание, являясь здесь единственным признаком человеческого обитания. Человек снял ботинки и плащ. Оставив их лежать прямо на полу, он проделал то же самое и со своей шляпой. Пройдя дальше по коридору, он вошел в кухню. Остатки искалеченной тьмы все еще прятались там от зверской жестокости света. Клочки ее виднелись в дальних углах и словно молили о пощаде. Но человеку не было никакого дела до тьмы, впрочем так же как и до света. Зажжа свет в кухне, он казнил остатки тьмы в помещении, и покалечил ее старшего брата за окном. Занавесок не было, так же как и любой другой мебели. Кроме раковины у стены, здесь царила полная пустота. Выпив воды из-под крана, он вытер губы рукой и направился в комнату. Тут еще царил мрак. Упыри и вурдалаки обрели почти четкие очертания и теперь, повизгивая и похрюкивая, водили свой бесконечный хоровод прямо посреди комнаты. Сытые вампиры довольно притаились под потолком, благотворно, почти желая добра, глядя на весь остальной мир. Казалось, было слышно чье-то прерывистое и хищное дыхание прямо перед своим носом, а включа свет, ты окажешься лицом к лицу с какой-то волосатой морщинистой тварью, безобразно улыбающейся тебе, словно с насмешкой. Зомби, покачиваясь при ходьбе, бестолково пытались заставить совсем еще недавно свое тело покоряться, но терпели поражения. Чья-то отрезанная голова, ухмыляясь, пролетела за окном, а обезглавленное тело тщетно билось в стекло, пытаясь взвыть при этом каждый раз, если бы было чем. Был мрак, и этим все сказано. Свет в который раз проделал свое омерзительное дело и теперь приветливо пытался склонить к себе все внимание и любовь. Человек вступил в комнату. Как и везде здесь было пусто, но как и везде, в этой комнате находилась только одна вещь. Этой вещью была кровать. Ни матраса, ни простыни и подушек на ней не было. Металлический каркас да пружины составляли все ее нехитрое устройство. В общем, и это было излишком. Человек никогда не спал, никогда не уставал, и никогда не чувствовал облегчения. Он вообще ничего не чувствовал. За окном в предсмертной агонии тщетно билась тьма. Свет свирепствовал во всю. Режа, буря, рвя, крутя, насилуя ее, он неумолимо служил человечеству. Убийство первоосновы существования было его работой. И без нее он - ничто. Это было очередной схваткой противоположностей, уже давно заполнивших и поработивших весь этот мир. Это высвобождало энергию - ту самую важную силу, необходимую для продолжения жизни (и смерти). Противоположности, так же как и жизнь и смерть никак не волновали человека, прикрывающего глаза. Его ничего не волновало, а он не волновал никого. Это было еще одним правилом, так же как и наличие и расположение мебели в квартире. Но, если действительно хорошо вдуматься, даже эти правила не волновали его. Вторая комната служила последним прибежищем гибнущей тьмы. Но это была уже не та тьма, способная на что-то. Тьма с силой и энергией уже давно погибла в безрезультатной битве со смертельным и стремительным вихрем пронзительного света. В живых осталась лишь та часть, которая, положившись на удачу и благосклонность противоположности, решила отсидеться в дальних уголках своего обиталища. У тьмы всегда была одна проблема - ее всегда было слишком много. Все незаполненное пространство становилось немедленно заселено ею в первый же удобный момент. Вот тогда-то и приходил свет. Как хищник, убивающий дикую козу для пользы всего сложного механизма природы, он очищал пространство для всеобщего развития. Тьма знала это и не сопротивлялась. Это просто не имело смысла. Смысл был давно уже предопределен, но не ею и не светом, и даже не добром и злом, а тем, чего никому постигнуть невозможно. Тем, что есть ею и ее противоположностью, что ничем не правит, но держит концы всех нитей в своих руках. Свет был включен, разрушая все тайные надежды и мольбы тьмы; равновесие сил еще немного приблизилось к идеалу, но какая-то другая сила отодвинула его в сторону и все осталось по-прежнему. Как и везде, в комнате не было ничего. Только большое старое зеркало, потрескавшееся в одном углу, было аккуратно прислонено к дальней стене. Свет отражался в нем, усиливаясь почти в два раза. Зеркала были специально созданы, как единственное внешнее оружие света. Отражаясь в нем, он усиливался и мог искусственно менять свое направление; тьма-же, попадая в него, умирала, а на ее место приходила все новый и новый мрак, готовый всегда дать бой, но всегда неизменно терпевший неудачу. Выключив свет, человек без эмоций прошел обратно в кухню. Отключив лампы там и в коридоре, он вернулся в первую комнату. Теперь одинокая лампочка грустно но самоотверженно светила под потолком, храбро отбивая нападения тьмы из коридора и кухни. Тьма-же хищно но упрямо сверлила ее предвкушающим победу взглядом, шипя и извиваясь от ударов ее острых, как лезвия тысячи бритв, лучей. Щелчок выключателя - и бой был уже окончен. Свет угас, трусливо свернувшись дрожащим клубочком в середине своего временного обиталища - лампочки, но не умер. Месть придет и тогда тьма еще пожалеет. Человек без эмоций лег на поскрипывающую кровать и прикрыл веки. Взамен ясному и понятному, упорядоченному ходу света, в комнату наконец вступил непривычный хаос тьмы. Бесы и лешие ворвались внутрь с дикими криками и воплями, круша и сминая все на своем пути. Где-то совсем рядом раскатисто проревел оборотень в своем настоящем состоянии, завыли волки и прочирикала стая диких воробьев. Утопленники стали медленно вползать внутрь, стелясь по земле и надрывно стоня, и хватать за ноги каждого чтобы утащить глубоко под воду дабы облегчить свои страдания. Русалки прочвякали своими хвостами по полу, тщетно пытаясь передвигаться по суше; при неудаче острые зубы виднелись в их ртах, глаза становились мертвенно-синими, волосы превращались в ком шипящих змей, а еще недавно бывшее прекрасным обнаженное тело становилось морщинистым и омерзительно скользким. Пол разверзся, обнажая дикую пылающую огнем пасть ада и заставляя вспомнить о грехах и о библии; из него, хихикая и сладко улыбаясь, один за другим начали выпрыгивать черти. Быстро и хитро осматриваясь по сторонам, они щелкали своими хвостами, извлекая сноп искр, и метались в стороны, подыскивая очередную жертву. Затем появился сам Сатана. В своем сверкающем зОлотом темно-синем плаще с высоким воротом его красно-черное, словно из догорающего пепла, тело выглядело более чем зловеще. Красивые, цвета темной слоновой кости, ветвистые рога готически устремлялись к небу. Лица не было; улыбающийся конский череп составлял голову, а толстая чешуйчатая шея напоминала туловище огромного рака. На массивном мускулистом хвосте с острием на конце виднелись заостренные кончики хвостовых позвонков; колени задних ног резко изгибались назад, оканчиваясь копытами, от чего его походка наводила такой ужас, что о неповиновении не могло быть и речи. Сатана держал в руке какую-то древнюю книгу - символ знаний и власти - со странным знаком на ней, означавшего скорее всего абсолютную смерть. У человека без эмоций не было ни единого чувства по этому поводу. Может быть, ему все это привиделось, если это вообще возможно, а может быть и нет. Ведь все дело в том, что у него нет эмоций, а значит нет страхов и надежд. Но это не значит, что у него внутри совсем пусто. Пустота ведь тоже материальна, правда? Растолкав леших, наступив на какого-то жалкого утопленника, человек без эмоций стал протискиваться во вторую комнату. Когда приходит Сатана, следует быть поосторожней. Сегодня тьма принадлежит ему. Вчера она принадлежала Богу. Бог не есть свет, Бог даже не есть добро. Бог это просто Бог. Как материя есть материя, а время - время. Это просто ТАК, но это не значит, что это неизменно. Подошев к своему зеркалу, человек без эмоций сел перед ним скрестив ноги и взглянул на свое отражение. Он был человеком - во всяком случае с виду. Мышиного цвета волосы были отпущены и теперь волнами опускались на щеки. Совершенно правильный нос четко выделялся на лице, тонкая линия сжатых губ была даже чем-то привлекательна, легкая небритость придавала некоторый шарм общей картине. Но у человека без эмоций не было глаз. На их месте лишь выделялась пара черных дыр, казалось, бесконечно глубоких. Дна их не было видно, да и вряд ли оно вообще существовало. Черти заживо сжигали лешего за его спиной, пламя дико отражалось в зеркале, и это придавало его лицу еще больший зловещий оттенок. Который раз он садиться перед этим самым зеркалом, который раз он пытается наконец найти дно в глубине этих бесконечных скважин, и в который раз он терпит поражения. Дна не было, он понял давно; да и зачем оно ему нужно он не знал, просто он его пытался найти, почему-то это было важно. Говорят, глаза - зеркало души. Правда ли это? Нужно будет обязательно спросить у Бога, когда прийдет. Или у Дьявола, может он знает. Хотя зачем спрашивать? Зачем знать? Нет причин, нет смысла, нет цели. И не нужно; все что нужно - будет, а если ничего нет - ничего и не нужно. Такие вещи следует оставлять решать высшим силам. Хотя и это его тоже не волновало.
