БОРИС
ЗАЙЦЕВ
ЧЕХОВ
ЛИТЕРАТУРНАЯ
БИОГРАФИЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ИМЕНИ ЧЕХОВА
Нью-Йорк
1954
Copyright
1954 by
Chekhov
Publishing House
of
the East European Fund, Inc.
CHEKHOV
A
literary Biography
by
Boris
Zaitzeff
Printed
in the U.S.A
Даль
времен
Какая-то
Ольховатка,
воронежская
глушь в Острогожском
уезде, места
дикие и бескрайние.
Лишь с ХVII-го века
начинают они
заселяться.
И вот к XVIII-му возникает
имя, первое в
народной тьме:
Евстратий
Чехов, поселенец-землепашец
в этой Ольховатке,
пришедший с
севера.
Всё
тут легендарно,
начиная с имени
Евстратий. И
патриархально,
полно сил, просто
мощи природной.
Евстратий и
основал династию
Чеховых, крестьян,
связанных с
землею и народом
неразрывно —
в пяти поколениях
свыше полутораста
Чеховых. В Ольховатке
стало тесно,
но вокруг простор,
Чеховы распространяются
всё дальше, и
всё те же особенные
имена у них:
Емельян, Евфросиния,
но есть и проще,
Михаил, Егор.
Занимаются
они земледелием
и становятся
крепостными.
Род во всяком
случае своеобразный,
с уклоном иногда
и необычным:
внук Евстратия
Петр бросил
всё и пошел
странствовать,
собирая на
построение
храма — храм
и построил в
Киеве. А племянник
его Василий
стал иконописцем:
сельское хозяйство
не занимало
его.
Всё
это многосемейно,
долговечно,
с прочным, суровым
укладом, от
нежности и
чувствительности
далеко. Глава
семьи в ней
владыка. «Михаил
Емельянович
ходил всегда
с большим посохом,
медленной
степенной
походкой. Дожил
он до глубокой
старости» —
так говорит
семейный архив.
Власть его над
домашними была
безгранична.
Легендарный
туман редеет
с Егора Михайлыча,
его сына. Это
уже дед Антона
Павловича. Он
крепостной,
принадлежит
помещику графу
Черткову, чей
отпрыск позже
встретился
с другим графом,
Толстым, и сыграл
в жизни его
такую роль.
Егор
Михайлович
земледельцем
не сделался,
а поступил на
сахарный завод
Черткова, там
и отбывал
«триденщину».
Потом стал
приказчиком,
позже завел
даже свои торговые
дела. Всем трем
сыновьям, из
которых Павел
и был отцом
«нашего» Чехова,
дал он образование
и выкупил всю
семью из крепости.
На дочь нехватило
средств. Чертков
отпустил ее
в придачу: Егор
Михайлыч был
настолько
прочный, уважаемый
и честный человек,
что естественно
получил это
увенчание.
Сам
же, на старости
лет, обратился
в управляющего
имением наследницы
атамана Платова,
героя Отечественной
войны. Имение
это находилось
в шестидесяти
верстах от
Таганрога. В
Таганроге купил
он небольшой
дом и записался
в мещане города
Ростова, но ни
в Ростове, ни
в Таганроге
не жил. Там поселился
его сын Павел.
В Таганроге
же этом, в лето
от Рождества
Христова 1860-е,
явился в наш
мир Чехов Антон,
сын Павла Егорыча.
Ему-то и надлежало
прославить
не только род
суровых и
богобоязненных
Чеховых, но и
некрасивый
город Таганрог,
а в летописях
европейской
литературы —
великую свою
Родину.
Наверно
в юности Павел
Егорыч был
красив. Даже
на поздних
фотографиях
у него открытое,
прямодушное
и правильное,
«чистое» лицо,
в большой бороде
изящная проседь.
Облик скорее
привлекательный,
но не без строгости
и упорства.
Просматривая
книгу бытия
его, узнаешь,
что таков
приблизительно
он и был. Не
легок и не очень
прост. Вот устраивает
его Егор Михайлович
счетоводом
к таганрогскому
купцу Кобылину.
Павлу всего
девятнадцать
лет, он, разумеется,
очень добросовестный
счетовод —
недобросовестным
и нельзя было
быть в семье
Чеховых, но под
обыденщиной
этой живет в
нем и другое,
от обыденности
далекое. Позже
откроет он в
Таганроге
лавочку, будет
торговать там
сельдями и
керосином,
сахаром и деревянным
маслом, но его
тянет и совсем
к другому. Он
очень религиозен,
любит церковное
пение, сам поет
и умеет управлять
хором. Играет
на скрипке,
отлично рисует,
пишет иконы.
Спустя
много лет скажет
его знаменитый
сын: «чужая
душа потемки».
Глядя на бодрое,
почти веселое —
даже на старческом
портрете —
лицо Павла
Егорыча, не
подумаешь, что
счетовод
таганрогский,
служащий купца
Кобылина, мог
заказать себе
печатку, где
было выгравировано:
«Одинокому
везде пустыня».
Когда
отец увидел
ее у него, он
сказал:
— Павла
надо женить.
И
женили. Был ли
это брак по
любви, или «тятенька
приказали»,
только в 1854 году
Павел Егорыч,
всё еще служа
у Кобылина,
женился на
девице Евгении
Яковлевне
Морозовой,
дочери моршанского
купца Морозова
(в Таганрог
Евгения Яковлевна
с матерью и
сестрой попала
случайно, из-за
несчастий в
семье).
Излечила
ли Павла Егорыча
молодая жена
от одиночества,
неизвестно.
Брак же оказался
основательным,
по тем временам
считался, вероятно,
счастливым.
Но, конечно,
легким не был —
из-за характера
мужской половины:
резкого, властного,
горячего. Да
и весь склад
семейной жизни
был тогда таков,
особенно в
купеческо-мещанской
среде — муж
владыка неограниченный,
Домострой в
полной силе.
Евгения
Яковлевна была
и тише, мягче
и сердечнее
мужа. Образования
не ахти какого,
высокорелигиозная
и безответная,
много читавшая
и всегда добивавшаяся,
чтобы детей
учить хорошо.
Муж любил ее,
но терпеть ей
от него приходилось
немало. Ее образ
кроткою тенью
прошел чрез
всю жизнь Антона
Павловича.
Вспоминая
худенькую,
приветливую
старушку в
Мелихове во
времена моей
юности, думаю,
что Евгения
Яковлевна и
была обликом
истинной матери.
Такой и должна
быть мать. Она
научает невидимо,
просто собою,
излучением
света, кротости
и добра. «Талант
в нашей семье
от отца, — говорил
Антон Павлович, —
а сердце от
матери».
