Денис ШАПОВАЛЕНКО
ЧАСЫ И ПИСТОЛЕТЫ
Мне всегда нравились часы и пистолеты. Просто удивительно, как чистой механикой можно добиться столь четкой слаженности механизма. Пружина шестеренка - барабан - курок - секунда - пуля. Минуты и жизни непреклонно текут и уходят в небытие. Правда есть разница, но не столь существенная. Ну и что, что секунда и ее производные - величины фиктивные, вымышленные человеком по каким-то странным законам, в то время как жизнь - величина постоянная, она дана нам самой природой. Суть существования - в движении, а что движется стабильнее секундной стрелки и быстрее пули? Возможно, только население земного шара.
В общем, мне очень нравились часы и пистолеты. Однажды в детстве мой дед, изрядно принявший спиртного, посадил меня себе на колено и принялся рассказывать о неустанном течении времени, следы шипованых протекторов которого каждому из нас придется пережить на собственной шкуре. Шкуру, а вернее, кожу деда я помнил прекрасно - загрубевшая, морщинистая, словно на высохшей картофелине. Возможно это, а возможно и то, что каждое пятое слово дед украшал всевозможными словесными оборотами, и заставило меня в тот день сидеть, открыв рот и слушать, как дед описывает мне, как минутная стрелка режет быстро и безболезненно, а часовая - медленно и мучительно. И когда нибудь, добавил он в конце, наступит время, когда на циферблатах наших жизней часовая стрелка встретиться с позолоченной стрелкой будильников и наш час пробьет. С этими словами рукой волшебника он вынул из кармана старые часы на цепочке и чересчур резким движением вложил их мне в руки. "Они твои, парень", сказал он, наклонившись, и я явственно почувствовал вязкий запах перегара. "Ты уже достаточно большой, чтобы ценить время."
Потом дед встал, сбросив меня с колена и быстрыми шагами направился в камору, откуда вышел с чем-то зажатым за спиной. Подойдя вплотную ко мне, он сделал еще один лишний шаг и заставил меня попятиться. Сделал ли это он преднамеренно или же просто силился удержать равновесие, было неизвестно, но это безусловно возымело свой результат, и заставило меня забеспокоится и даже почувствовать небольшой страх. "Но иногда мы можем немного подвести стрелку будильника", сказал он, наклонившись ко мне. Он улыбался и сейчас в его глазах я не видел привычного алкогольного дурмана. Внезапно он слегка присел, раздвинув колени, а когда снова распрямил ноги, в его руках я увидел черный матовый немецкий пистолет. "Когда я был таким же маленьким, как ты", добавил он, "Я раздобыл этот пистолет из рук умирающего фашиста. У него был прострелен живот, а дикий кабан копался у него в кишках. Когда я отогнал кабана, он подарил мне эти часы и этот пистолет, а взамен потребовал одно обещание. Он попросил меня пристрелить его". Дед напряженно выдохнул и я чуть не задохнулся. "И я сделал это... С четвертого раза. Я сильно нервничал и пальцы мои дрожали. Первые три пули отстрелили его нос, правую стопу и левую кисть, все это время немец благодарил меня, и только четвертая попала ему в голову." Дед помолчал, обдавая меня парами водки, и наконец сказал: "Лучше научись стрелять метко сейчас - никогда не знаешь, когда тебе это может пригодиться". С этими словами он вручил мне револьвер и ушел на кухню, откуда явственно послышался звон бутылок. В эту ночь я не заснул. В эту же ночь умер мой дед.