Райнер Мария Рильке
Часослов
Книга первая. Об иноческой жизни. Перевод А. Прокопьева
Книга вторая. О пути на богомолье. Перевод В. Топорова
Книга третья. О юедности и смерти. Перевод В. МИкушевича
КНИГА ПЕРВАЯ
ОБ ИНОЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
1899
x x x
Час пробил, упал, отдаваясь в мозгу,
сметая сомнения тень:
и в дрожь меня бросило: вижу: смогу
схвачу осязаемый день.
Ничто - вне прозрений моих - не в счет:
застыв, каменеет путь.
Лишь к зрелому зрению притечет
вещей вожделенная суть.
_Ничто_ мне - ни что. Но любя его, я
на фоне пишу золотом:
чью душу восх_и_тит? - и тьма ли Твоя?
огромный неведомый дом...
x x x
Круги моей жизни все шире и шире
надвещные - вещие суть.
Сомкну ли последний? Но, видя в мире
суть, я хочу рискнуть.
Покуда вкруг Господа, башни веков,
не вскинется дней моих тьма...
Не важно кто - сокол я, вихрь с облаков,
высокий ли стих псалма.
x x x
Я помню братьев, что в сутанах строгих,
в монастырях, где лавр цветет весной...
О юных грежу Тицианах многих,
Мадоннах их. - И в них пылает Бог их
Неопалимой Купиной.
А в самого в себя склоняясь, вижу:
_Мой_ темен Бог: в меня пустивши корни,
безмолвно ими пьет мои же соки.
Всего и помню я, что к выси горней
_Его_ теплом расту, оставив _ниже_
побеги - там, где ходит вихрь высокий.
x x x
Тебя писать нельзя нам своевольно,
Ты - Лоно Дня, Заря! И, возлюбя,
из тех же чаш, где краски богомольно
мешал святой, лучи сияют больно:
берем их - в них он умолчал Тебя.
Перед Тобой мы громоздим иконы,
как в сотни стен - один иконостас.
И если сердцем видим, умиленны,
в ладони лик Твой прячем в тот же час.
x x x
Люблю мечтать на грани помраченья,
когда в глубины погружаюсь духа,
что жизнь прошла, как в давних письмах глухо
упоминание, как без значенья
туманный смысл преданья и реченья.
Тогда пространства вечного черты
я вижу вдруг, где жизнь вторая в силе.
И я расту из темноты,
шумя ветвями на своей могиле,
где вечен сон, что знал ребенок, или
так схвачен мальчик теплыми корнями
забыл, что знал во сне: лишь голос с нами.
x x x
Господь, сосед, когда Тебя бужу
сердцебиеньем, Боже, - замираю:
услышу ли Твое дыханье? Знаю,
ведь Ты один. Я в зал вхожу.
Кто даст воды Тебе? Я - рядом, весь
вниманье, слух. И - жаждущий - Ты всюду.
Не сплю я, слушаю. Яви мне чудо.
Я - здесь, я - здесь!
Случайно мы разделены стеной,
но тонкой, Боже. Слух что страх:
я позову, иль это голос Твой
она во прах
падет, хоть голос тих.
Стена во тьме - из образов Твоих.
Имен Твоих. Икон. И вот - лампада:
чуть вспыхнет свет, каким должны гореть
глубины духа, чтоб Тебя узреть,
свет бьется тщетно в серебро оклада.
И чувствам, вне Тебя, погаснув, надо,
как на чужбине, тихо умереть.
x x x
Когда б хоть раз так в сердце тихо стало...
И все случайное, все, что мешало,
все приблизительное, хохот рядом,
все чувства с их неугомонным адом,
я смог бы выгнать бодрствующим взглядом.
Тогда б я мог Тобой, единым садом
тысячелистным, на краю Вселенной
на миг улыбки мимолетной - стать,
чтоб жизни всей вернуть Тебя мгновенно,
как Благодать.
x x x
Живу, под веком подводя черту.
И слышу вихрь в странице бытия.
Бог, я и ты - ее писали. Чья
рука листает книгу на лету?
Сверкнет зарница со страницы новой
и снова целого даны черты.
Безмолвные, друг друга силы Слова
оглядывают, как из темноты.
x x x
Я вычитал из Слова Твоего
безмолвного, из жестов понял,
какими Ты лепил нас, мял в ладони
(лучистые, теплы, премудры жесты)
вслух было: _жить! А умирать_... и здесь Ты
запнулся, тихо повторяя: быть.
Но человек не _умер_ - нет, его
_убили_. Бездна нам открылась вместо
сфер, не сумевших всплыть:
ведь только крик был, больше ничего.
А голоса, которых ждал Ты столько,
провидя в них опору
себе в ту пору,
над бездной мост, - снесло стремниной крика.
С тех пор наш лепет - жалкие осколки
Праимени велико
го, и нам, заикам, эти крохи впору.
x x x
_Померкший отрок Авель рек в ответ:_
Аз есмь? Нет. Не существую. Что-то мой
мне сделал брат. Собой
мне Божий свет затмил,
своим лицом, а как был мил
мне Божий свет.
Но он теперь один, как есть.
Я мыслю - он же где-то есть.
Ему-то свет не застят. Обойти
его нельзя! и все пути
ведут к нему, от гнева все бегут:
и гибнут в нем, и он как суд.
Он - здесь, не спит, ему уснуть невмочь
что он в ответ?
Обо мне позаботилась Ночь,
а о нем - нет.
x x x
Ты - тьма, я рос в Тебе веками,
люблю Тебя я, а не пламя,
одевшее в границы мир
и чей эфир
в какой-нибудь из сфер прольет свой свет,
а тварь о нем не знает тыщу лет.
Но все гребет, все подгребает тьма:
меня и зверя, пламя и дома,
свечу - под спуд,
земное ли, небесное
молюсь ночам: быть может, рядом, тут,
незримых сил непостижимый труд.
Ты - тьма чудесная.
x x x
Я верю не в то, что гремит с колоколен.
Дать волю тишайшим чувствам хочу.
На это не каждый отважиться волен,
а я невольно Тебя получу.
И если я дерзок, Господь, прости.
Я только хочу, чтобы знал Ты наверно:
это лучший порыв мой, о, не упусти,
инстинкт и влеченье, без страха и скверны.
Так молятся дети - лицом в горсти.
И если подымется - устьем ли к морю
как чувств переполненность, волн толкотня,
растущим в прилив возвращеньем пьяня,
