Когда трещали ребра у Союза,
И Ельцин слал Америке привет,
Нечаянно уснула моя Муза,
Чтобы очнуться через много лет.
Такая запятая – не игрушка,
За нею явь и бесконечность строк.
…Я заждался тебя, моя старушка,
Нам это расставание не впрок!
Пока, на грани выдоха и вдоха,
Мы старились, по мере наших сил,
Прошла, как буря, целая эпоха,
Которую никто не уяснил.
Кто голодал там, а кто ел от пуза,
Кто вопрошал других: как дальше жить?
Но я молчал – молчала моя Муза,
Чтоб лишь сейчас опять заговорить.
И слову, что в пыли еще сокрыто,
И скорби тех, кто жизни видел дно, —
Всему вокруг моя душа открыта:
Ей быть другою, видно, не дано.
Пусть в этой жизни прозы выше крыши,
Пусть говорят: поэзия не в счёт, —
Кто хочет слышать, тот меня услышит,
А кто услышит, тот меня поймёт.
Нам вряд ли заслужить с тобой медали:
Таких, как мы, имущие не чтут.
Но мы с тобой ещё не всё сказали,
Нас если не сегодня, но прочтут.
Тому, кто близок, не бывать обузой,
Пусть грешникам зачтется за грехи.
…А ты живи и будь со мною, Муза!
Нам, может быть, воздастся за стихи.
