Май девятьсот восемьдесят седьмого года от основания Рима[1]. Провинция Нижняя Мёзия. — Вот этого берите! — низкорослый коренастый римлянин показал на Ахвизру.
Позолоченные поножи римлянина были украшены выпуклыми львиными головами.
Трое легионеров подхватили гота и перекинули на носилки. Ахвизра с шипением выпустил воздух, но сдержался, не застонал.
— Эй, вы! — выкрикнул Коршунов. — Не видите, что он ранен?
— Так это ему повезло! — ухмыльнулся один из легионеров.
Остальные загоготали. Но коренастому их веселье не понравилось.
— Поаккуратнее, — недовольно буркнул он. — Скиф должен повиснуть живым, а не дохлым! Взяли и понесли! Следующий — этот! — Коренастый показал на Скулди.
Герул тоже был ранен (все они были ранены), но не так серьезно, как Ахвизра, — поэтому связан. Как и Коршунов. Как и все, в ком победители опознали вождей. Алексей подумал: это не так уж плохо. Их и уложили в палатке, а не бросили на голую землю, как остальных, и медицинскую помощь оказали…
При воспоминании об этой «помощи» Алексей невольно поморщился. Его ранили дважды (если не считать царапин) — в бок и в левую ногу. Обе раны римский лекарь зашил и перевязал — без всякой дезинфекции и, разумеется, без наркоза. Только чтобы остановить кровь. А когда опытный в таких делах Скулди сказал медику, что надо бы раны прижечь, тот только головой мотнул:
— Не беспокойся, варвар!
— Нас казнят, — сделал вывод Скулди.
Это заявление никого из пленных не удивило. Им уже успели сообщить, что взявший их в плен военачальник — настоящий отморозок. Никого не щадит. Ему не нужны ни деньги, ни наемники. Убивает всех. Ходят слухи, дал кому-то из богов обет — прикончить сто тысяч варваров.
Об этом пленным сообщил солдат из охраны, здоровенный светловолосый галл, совсем не похожий на коренного римлянина.
Коршунову не хотелось умирать. Но пощады он просить не будет. Не хватало еще опозориться перед храбрецами-готами. Алексей решил вести себя, как положено вождю. А по местным понятиям вождь обязан быть храбрее и мужественнее тех, кого он ведет в бой. Так что Коршунов держался. Даже не пикнул, когда его штопал лекарь. И всем своим видом показывал, что не боится ни боли, ни смерти.
Но умирать все равно не хотелось. И даже как-то не верилось в собственную смерть. Наверное, так всегда и бывает…
Коршунова забрали из палатки последним.
— Давай, давай, пошевеливайся! — бородатый легионер в помятой кирасе с дубинкой в руке легонько подпихнул Алексея в спину. — Выходи давай!
За те часы, что Коршунов, связанный, провалялся в палатке, вокруг вырос маленький город. Римский лагерь. Ровные ряды палаток, деловитая суета. Пробегавший мимо легионер со связкой пилумов приостановился, полюбопытствовал:
— Это что, варварский рикс?
— Давай проходи! — рявкнул бородатый, замахнувшись своей дубинкой.
Любопытный тут же припустил прочь.
Охранники у южных ворот лагеря посторонились, пропуская Коршунова и его «эскорт»…
Их разместили вдоль обочины. Всех, кто остался в живых. Коршунов шагал по пыльной дороге, по крестообразным теням. Он старался не хромать и смотреть прямо перед собой. Не смотреть ни по сторонам, ни вверх, ни на дорогу, на которой лежали тени вкопанных вдоль обочины крестов.
На душе было мерзко. Это он привел их сюда. На смерть. Одно утешение — он умрет вместе с ними. Если, конечно, победители не придумали для него что-нибудь особенное…
Нет, не придумали. Зато отвели почетное место: на самом верху, между Скулди и Агилмундом. Две ямы по локтю глубиной и грубо сколоченный крест в виде буквы «х».
— Ложись, варвар! — скомандовал бородатый.
Коршунов медлил — у него возникла мысль: а не броситься ли сейчас прямо на римские копья? Умирать — так уж сразу!
Нет, не годится. Это все равно что сбежать, бросив своих… которые еще живы. Пожалуй, он не имеет права оставить их умирать… в одиночестве.
— Ложись, варвар, больно не будет! — повторил легионер, по-своему истолковав медлительность пленника.
— Да пошел ты… — по-русски пробормотал Коршунов.
И выполнил команду.
Больно и впрямь не было. Если не считать того, что болели раны.
С десяток легионеров ухватились за канат. Основания бревен соскользнули в ямы, уперлись, и крест начал медленно подниматься вверх, унося Коршунова навстречу светлому южному небу.
Через пару минут все было кончено. Крест встал вертикально, Коршунов «сел верхом» на вбитую в крестовину палку, принявшую на себя его вес. Бородатый еще разок проверил, хорошо ли привязаны к кресту руки и ноги Коршунова, удовлетворенно кивнул и удалился.
Вид с холма открывался превосходный: рощи, виноградники, поодаль — аккуратные домики земледельцев. Плодородный, благодатный край… а он, Коршунов, привел сюда варваров… ну да, привел. И теперь те из них, кто уцелел, чудовищными украшениями висят вдоль обочины превосходной римской дороги.
И это — последнее, что увидит в жизни бывший ученый, бывший космонавт, бывший рикс Алексей Коршунов. Н-да… зато смотреть на этот пейзаж он будет долго. Может, два дня, может, три… если, конечно, раны не откроются и он не истечет кровью раньше… ну тогда ему, считай, повезло. Как Ахвизре, чья голова уже бессильно повисла…