Удары в дверь становились ощутимее, как и гомон во дворе.
— Федь, айда бревно с моего огорода притащим. Дверь ломать будем.
— Спятили, ироды?! Чать, сама откроет. Чего хату-то рушить? Хоть и ветхая, а простоит еще не один десяток лет.
Спасибо, баб Маш, опять выручила. Наш человек! С первого взгляда понравилась Вере, хоть и суровая внешне. А в душе мягкая. Вон как успокаивала, чаем с пирогами отпаивала, когда на душе паршиво было, хоть в петлю лезь. Хорошо, что окна зарешечены. Уж зачем эта мера понадобилась бабке не известно, но в любом случае оказалась как нельзя кстати.
— Верка! Да помоги же! Не видишь, не могу сдвинуть?! — просипел Макс.
Про него-то она и забыла. Только сейчас сообразила, что тот уже какое-то время пыхтит в углу, перед массивным комодом. Старинный рыжий шкаф на кривых ножках уже придвинут к двери. Такая же древняя кровать с панцирной сеткой и круглыми набалдашниками по краям спинки, тоже. Комод-то зачем? Хотя, удары перестали быть предупреждающими. Судя по грохоту, дверь намеревались выбить.
Вера встала из-за стола, вытерла злые слезы и решительно направилась к комоду, представив, что это и есть враг, которого она сейчас сокрушит. Протиснувшись между ним и стеной, она уперлась руками в шершавую деревянную поверхность, ногой в стену и толкнула со всей дури. Раздался омерзительный скрежет, и комод резко выехал вперед, оставляя глубокие борозды на крашеном деревянном полу.
— С ума сошла?!
Макс сидел возле противоположной стены и потирал голову. Рядом валялся приличных размеров Николай Чудотворец в массивном, под золото, обрамлении.
— Прости. Не рассчитала. Жить будешь, — заключила Вера после беглого осмотра большой шишки на его голове. — Руку давай.
Если Макс и обиделся, то виду не подал. Да и некогда было. В дверь продолжали колотить, и крики не смолкали.
— Матушка, Вероника, открой, Христом Богом прошу. Открой, твою мать!
— Матушка?! — одновременно повторили Макс и Вера, уставившись друг на друга огромными глазами.
— Час от часу не легче! — пробормотала Вера. — Что дальше?
Макс дотолкал комод до двери и оглянулся. Остался только стол. Но по какой-то причине ножки его были надежно прикручены к полу.
— Все! Больше двигать нечего, — вздохнул Макс, сдувая брюнетистый локон с мокрого лица. — Слушай, а может того… заговоришь их?
— Совсем крышу снесло? Каким это образом?
— Ну ты же вроде научилась…
— Макс, не смеши мои тапочки! Это же придурь, не серьезно.
— Да? А это тогда что? — он указал на дверь. — Сон что ли? Или всеобщее помешательство?
— Не знаю.
Вера опустилась на стул, но тут же подскочила — в дверь так стуканули, что затрясся весь дом, и стекло в шкафу пошло мелкими трещинами. — Давай, попробуй, — настаивал Макс. — Вдруг получится.
Получится или нет, размышлять было некогда. Удары сыпались теперь один за другим. Дверь трещала, стекло в шкафу раскрошилось и высыпалось, а крики становились все громче. И матушкой ее уже больше не называли, все больше материли. Делать нечего. Стараясь не обращать внимания на шум, Вера остановилась перед баррикадой, вытянула руки в сторону двери ладонями вперед и закрыла глаза.
— Убирайтесь вон! Заклинаю! Все вон! Прочь с моего огорода, от дома, со двора. Забыть дорогу сюда. Повелеваю!
Повисла тишина. Вера открыла один глаз и посмотрела на Макса, который, казалось, даже дышать забыл. — Получилось? — шепотом спросила она.
— Вроде того…
И тут началось!
— А ну, хватай! И… раз! И… два! Веселей давай! Вышибай!
Дом трясся, грохот стоял невыносимый. Мебель уже отъехала от двери и во все стороны летели щепки.
— Быстро в подвал! — скомандовал Макс. — А смысл?
— Будем решать проблемы по мере их поступления.
Он схватил Веру за руку и потащил в другую комнату. Откинул видавшую виды пыльную дорожку, пыхтя, отодрал крышку подпола и первый полез в темноту. Из дыры потянуло влагой и почему-то грибами. Страшно было туда спускаться, но делать нечего. Вера продолжала передвигаться на ощупь, когда услышала, как захлопнулся люк.
— Все. Я запер нас изнутри, — где-то рядом сказал Макс.
— Навеки вечные, — как эхо подхватила она.
Темень, сырость, страх и неизвестность. Не нащупав очередную ступеньку, она полетела вниз, прощаясь с жизнью. И последняя мысль мелькнула в ее пропащей голове — будь проклят тот день, когда она в это ввязалась.
