Лето выдалось жаркое. Профессор Алексей Федорович Плотников, изнывая от духоты, перебирал бумаги на письменном столе. Временами он машинально массировал лицо — побаливал тройничный нерв.
«Ни черта не могут медики, — с раздражением думал профессор, — сижу на анальгине, а все ноет…»
Под конец учебного года, как всегда, накапливалась усталость. Скорее бы ГЭК,[1] кафедральный отчет, последнее заседание институтского совета (на факультетский можно не пойти) и долгожданный отпуск… Ялта, милая Ялточка! Домик на Чайной Горке, море…
«Опять эта рукопись из «Радиофизики»! — поморщился Плотников. — Лежит, а ведь давно надо было отослать рецензию».
Он перелистал рукопись и скривился от боли:
«Вот накручено, надо еще разобраться. Часа два уйдет… Поручить Иванчику? У него дел по горло с защитой… Ладно, вернусь из отпуска — сам напишу, не откладывая. Да и куда больше откладывать, неудобно, ей-богу, обещал ведь!»
Он почувствовал вялые угрызения совести, подумал, что вот так же и с ним поступали господа рецензенты, задерживая порой публикацию на год-другой, но тотчас оправдался:
«Я же не сидел без дела, четвертую главу закончил, остались пустяки, монография на выходе».
Зазвонил телефон. Сняв трубку, Плотников услышал надтреснутый голос главного бухгалтера Саввы Саввича Трифонова:
— Нехорошо получается, Алексей Федорович, по отраслевой лаборатории у вас опять перерасход. Вынужден доложить ректору.
Плотников недолюбливал Трифонова. Вот и сейчас мысленно представил гладкую, блестящую яйцевидной формы голову главбуха, запекшуюся черную слюну в уголках губ, вечно обиженное выражение подслеповатых глаз… Стало совсем тошно.
— Ну и доложите! Ректору причина перерасхода известна, — сухо ответил профессор и, отведя трубку в сторону, добавил: — Бегите, докладывайте, формалист вы этакий! Не на себя потратил, на дело!
— Что-что? — не расслышал Трифонов, но профессор уже положил трубку.
В дверь постучали.
— Войдите! — отозвался Алексей Федорович.
На пороге стоял ничем не примечательный молодой человек с непомерно пухлым портфелем.
— Можно?
— Садитесь. Что угодно?
— Я прочитал вашу книгу «Неиссякаемое в обычном», и мне кажется… я думаю… именно вы сумеете меня понять.
Профессор усмехнулся:
— Что у вас? Статья, диссертация, научно-популярная брошюра? Или, быть может, открытие?
Молодой человек извлек из недр портфеля папку.
— Ого! — присвистнул Плотников, взглянув на титульный лист. — «В. В. Стрельцов. Теоретическое обоснование риализуемости возвратно-временных перемещений». Да-с… Слово «реализуемость» пишется через «е»!
— Простите, — взволновался Стрельцов, — машинистка ошиблась, а я и не заметил. Ну, конечно же, ре-а-лизуемость… реализуемость, — неуверенно повторил он.
— Это что же, путешествия в прошлое? «Янки при дворе короля Артура»? А вечный двигатель вы случайно не изобрели? — в голосе Плотникова торжествовала ирония.
— Что вы, что вы… — смутился Стрельцов. — Понимаю, тема необычная, но сравнивать с перпетуум-мобиле… Каждый школьник…
— Не стоит апеллировать к авторитету каждого школьника, — прервал Плотников. — И обижаться нечего. Лет двадцать назад попросили меня прорецензировать для Физматгиза рукопись, страниц шестьсот, — «Теория вечного двигателя». Современный математический аппарат, наукообразие — позавидовать можно. А в письме на имя главного редактора автор написал: «Я наслышан о так называемом законе сохранения энергии — физфак окончил. Но решительно не согласен. Книгу издайте, на это по Конституции имею право. А в предисловии, если угодно, можете отметить, что концепции автора в корне ошибочны и противоречат тому-то и тому-то. Пусть история нас рассудит».
— И напечатали? — простодушно приподнял плечи Стрельцов.
— Да вы шутник?! — фыркнул профессор. — Вечный двигатель, машина времени? Начитались дурной фантастики!
— Вы же сами в «Неиссякаемом…» писали…
— Что писал? Там принципы! Основополагающие закономерности! Рабочая гипотеза!
— Вот и я рассматриваю время как бегущую волну сложной формы, описываемую системой многомерных функций, — вскинул руку Стрельцов. — Несколько минут назад вы сказали мне: «Войдите». Потом повторили: «Войдите!»
— Не повторял.
— Нет, повторяли, но в другом измерении! Потому что бегущая волна времени не затухает, она существует вечно, и любая ее фаза не исчезает, а лишь перемещается от измерения к измерению.
— Значит, и через миллион лет я буду иметь удовольствие с вами беседовать? Что за чушь!
— Но математически все обоснованно, — запротестовал Стрельцов. — Бегущая волна несинусоидальной формы, будучи разложена в ряд…
У Плотникова снова заныл тройничный нерв.
— …дает прямые и обратные гармоники…
— И если выделить обратную гармонику, — насмешливо сказал Алексей Федорович, — то можно переместиться в иное измерение, например, туда, где сейчас палеолит?
— Так точно.
— Да что вы заладили: «так точно»! В науке нет ефрейторов, запомните!
— Я понимаю… — снова смутился Стрельцов. — Это помимо воли.