Нашел Полежаев бубена.
То люди денег находят, то бутылку порожнюю, что тоже деньги, то недоедено что… А Полежаев – бубена.
Полежаев был не дурак – бывший бухгалтер. Потому он прошел сначала мимо бубена, как бы его не замечая. Постоял немного, вернулся, опять мимо прошел. А то ну как бубен на веревочке? Обидно станет, старенький уже почти Полежаев за веревочкой бегать.
Нет, не на веревочке.
Тогда Полежаев бубена подобрал, сунул в пазуху и унес.
Дома стал смотреть.
Бубен как бубен. Брякает. В деревянных боках дырочки прорезаны, в дырочках железные попиздюльки, чтобы музыка. Побрякал Полежаев бубеном – громко, а некрасиво. И то, бубен-то сам по себе не инструмент, ему рояль положен или хотя бы гитара Ну и ладно.
Инвентарного номера на бубене нету. Когда Полежаев на работе работал, там везде инвентарные номера были. И на шкапе простом, и на шкапе несгораемом, и на чайнике, и даже на цветочном горшку на каждом. А на бубене нету. Только бумажка приклеена полуоторванная, а на ней видно от слов кусочки: «ЗА… НЫХ ИН… 241… ИМ. ЛУНА… ДЦАТОГО… БЯ».
Полежаев был не дурак – бывший бухгалтер. Он быстро расшифровал и «ЗАВОД МЫЗКАЛЬНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ», и «ИМ. ЛУНАЧАРСКОГО». А вот «…ДЦАТОГО» и особенно «БЯ» его расстроило. Если «ДЦАТОГО» выходило как числа – ну как бывает «ПЕРВОВО МАЯ» или там «ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО ФЕВРАЛЯ»,– то «БЯ» никак не подходило. Если бы «БРЯ», то понятно – октября. Или декабря. Или еще хуже – ноября. А «БЯ» – неприятно и непонятно. Почти как «БЛЯ».
Потому Полежаев бумажечку ногтем отодрал и в ведро бросил. Стал бубен как новенький.
Попил Полежаев чаю, опять на бубене побрякал – совсем никчемная вещь. И подумал: а ну как его продать? Из газеты бесплатное объявление вырезал, написал «Продаю бубена» и телефон и снес в редакцию. Там взяли.
* * *
Как газета вышла, стали звонить, спрашивать бубена. Полежаев даже удивился, как бубен людям нужен.
Как первый позвонил, так Полежаев задумался: а сколько просить-то? В магазине справился – а там бубенов нету и давно не было, а сколько сейчас стоит, узнать негде. Потом он всем говорил: «Завтра позвоните, а то вот-вот смотреть придут что перед вами звонили».
Так он неделю бубена не продал, и другую не продал, а там объявление иссякло – надо по новой давать. Но Полежаев был не дурак – бывший бухгалтер. Пошел на рынок у черножэ узнать, почем нынче бубены, а то и продать сразу.
Черножэ на рынке все продавали – апельсины, бананы, картошку и даже фрукт помело. Им ли не знать.
Подошел Полежаев к одному, говорит, купи бубена.
Черножэ в ответ: пошел, говорит, дед, а то в бубен могу приложить.
Тогда Полежаев к цыганам пошел. Цыганам, ясное дело, бубены нужны – играть и петь. Цыганы без этого не могут.
Цыганы тут же близко водку и золото продавали. Подошел к ним Полежаев. Почем, говорит, цыганы, бубены?
Цыганы смеются. Давай, говорят, погадаем сперва.
Погадали. Вышло Полежаеву богату быть и по казенной дорожке с какой-то дамой идти. Не понял Полежаев ничего, но приятно.
А бубен, говорит, как же?
А бубена, говорят цыгане, нам не надо. Это те, что в Москве, с бубенами. У нас вот, говорят, водка и золото. Не надо ли?
Золота Полежаеву не надо было, а водки купил зачем-то и к ней у черножэ фрукт помело.
* * *
Дома Полежаев обнаружил, что нету у него кошелька, часов и пояска, что на куртке сзади был прицеплен. Выругался, но к цыганам возвращаться не стал. Выпил водку с горя, съел фрукт помело; стало Полежаеву плохо, чуть не помер. Блевал. Черта видел. Черт сидел на шкапе и смотрел, грустно качая жидовскою мордой. Словно говорил: эх, Полежаев ты, Полежаев! И на хрена тебе этот бубен!
Утром проснулся Полежаев чуть жив, да не сам, а милиция разбудила.
Вы, говорит, объявление о продаже бубена давали?
Полежаев напугался. Я, говорит.
А где оно?
Кто?
Да бубен.
А вон, на холодильнике лежит.
Посмотрела милиция на бубена, повертела, побрякала.
А кроме бубена, говорит, ничего не находили?
Ничего. А что?
А из дома культуры вафельной фабрики инструменты украли. Бас-бабалайку, три домры, металлофон и баян.
А при чем же здесь бубен? – спрашивает Полежаев.
Бубен ни при чем, говорит милиция, но для порядку надо проверить. Мало ли.
И ушла.
Остался Полежаев опять один с бубеном. Черта на шкапе и того нет, только кожура от фрукта помело на столе валяется.
Пошел опять в редакцию. Дай, думает, попрошу за бубена сто рублей, и ладно. Не березовские небось, нам сто рублей – и то деньги. Взял на всякий случай бубена в сумку – вдруг что.
А редакция говорит: поздно, товарищ. Мы теперь только объявления сексуального характера печатаем. У вас которого характера?
У меня – бубена продать.
Бубена – нам неинтересно, говорит редакция. Вот если бы у вас была женщина надувная или там гей-видео.
А вам самим бубена не надо? – говорит Полежаев. Им, когда пежишься, можно по заднице хлопать, оно вроде как сексуальное тоже.
Прогнали Полежаева из редакции.
* * *
Запаршивел Полежаев, заскучал. Опять к цыганам сходил, опять черта видел. Черт теперь не со шкапа, а из телевизора смотрел. То про Хаттаба говорил, то про Буша, а то про поддержку отечественного автопрома. Один раз из-за черта вроде Путин проглянул, да тут же исчез.
