Не следовало подходить к этому камню.
Здесь, в степи, совсем не следовало подходить к курганчику с двумя большими каменными, поставленными вертикально плитами. Возле него ко мне и прицепился визгливый рой комаров. Теперь, в сумерках, изволь слушать его нудную и беспокойную песню. Рой неотступно следует за мной: я сажусь на корточки, он снижается, я бегу, и он торопится, не отстает.
Сумерки сгущаются. Темные тучи беспорядочно сгрудились на западе. В маленький промежуток между ними прорвался луч заходящего солнца, осветил бесконечные холмы и исчез. Потянуло сырым, прохладным ветром.
В небольшой ложбинке среди низкого типчака прижились рядом куртинки ириса и высокого степного злака — чия. Здесь единственное место, где насекомым можно безопасно переночевать. Вот почему на листьях ириса с подветренной стороны я вижу множество обитателей степи.
Сложив тесно крылья, вниз головой застыли бабочки-голубянки. Пчелки-номадки, как всегда, угнездились целой стайкой. Какая-то странная, вся черная в ярких белых блестящих пятнышках, пчела уселась на острый кончик листа, сжала ноги клубочком и вытянула книзу свои черные усы. На верхушках трав много ос-аммофил. Рядом с ними примостилась презабавная муха-обманщица, с черной перевязью на красном брюшке, по форме таком же, как и у аммофил. И еще всякие мухи, кобылки заняли места для ночлега. Сколько же здесь насекомых!
Рядом примостилась муха-обманщица.
Рой комариков поет песню над ирисами, и как он мешает мне слушать!
Вот почти час напряженно всматриваюсь в голую землю степи, пытаясь выследить таинственного музыканта. Поет какая-то не виданная ранее мною кобылка. Звук ее совершенно особенный. Это даже не стрекотание, а скорее громкое потрескивание или шуршание крыльев. Оно раздается где-то поблизости, иногда совсем рядом. Песне одного музыканта вторят несколько других, но подальше. Иногда музыканты будто приближаются друг к другу, иногда — расходятся.
Я теряю терпение, но подойти к поющему насекомому никак не могу, хотя оно все время где-то рядом. Где же они, неуловимые певцы, и долго ли они будут меня мучить?
Вспоминаю, как в Казахстане, в громадной пустынной Сюгатинской долине, почти в темноте я брел несколько километров на необычный и громкий голос кузнечика. В тот вечер в долине перекликались друг с другом всего лишь два певца. Я не поймал ни одного из них и так до сих пор не знаю, кто это был.
В каменных осыпях Джунгарского Алатау, когда после знойного дня пустыни наступала теплая ночь, я слышал удивительно мелодичные, как звон колокольчика, песни кузнечика. Он был чуток, неуловим среди нагромождений камней, и с ним мне тоже не удалось познакомиться.
С тех пор прошло много лет. Я переехал в другой край. Неужели и сейчас я не увижу таинственного ночного музыканта?
Стало совсем темно. Курган с каменными плитами уже не различим на фоне неба. Пора спать. Ночью я несколько раз просыпался и слышал знакомое шуршание крыльев.
Рано утром кругом было тихо. Все голубянки, будто по команде, повернулись боком к лучам солнца: холодной ночью они озябли и сейчас грелись. Медленно пошевеливая ногами и усами, просыпались осы-аммофилы и тоже старались занять местечко, освещенное солнцем. Пчелы-номады уже исчезли, они отправились на коварный промысел: искать чужие пчелиные норки с заготовленной провизией, чтобы в них подбросить яички. Черная пчелка в своем вызывающе ярком костюме продолжала спать на самом кончике листа.
Песен кобылки не было слышно.
Случилось так, что здесь мне пришлось задержаться еще на один день. Днем в траве раздавалось много песен кобылок, но ночного музыканта не было. А вечером…
Как только за чистый горизонт зашло солнце, на фоне еще светлого неба я увидел крупных летающих кобылок, и все так неожиданно и быстро раскрылось.
Кобылки поют обычно днем, при этом чаще в наиболее жаркие часы. Сверкнув ярко раскрашенными крыльями, они взлетают лишь на короткое мгновение. А эти?
Нежно шурша крыльями, кобылки совершали облет большой территории, преимущественно на высоте 15–20 метров, а некоторые, перелетая с холма на холм, поднимались до ста метров и выше. Каждый певец держался в воздухе минут пять-десять. Вот почему мои поиски были неудачны! Кто бы мог подумать, что музыканты не на земле, а в воздухе!
Что же заставило кобылку стать ночным музыкантом?
По-видимому, шорох крыльев не был бы слышен днем, когда степь звенит множеством песен.
Сколько вопросов! Как на них ответить, как раскрыть все секреты жизни кобылки?
Немало хлопот и с поимкой музыканта. Он осторожен и летает высоко над землей. Но вот он судорожно бьется в сачке. Это типичная кобылка-пустынница, темная в черных крапинках; вторая пара крыльев ее, которая расправляется в полете, красная с черными пятнами.
За городом Кызыл мне снова встретилась эта кобылка. Здесь она пела и днем, но только в пасмурную погоду. Как только появлялось солнце и становилось тепло, за кобылками начинали гоняться мухи-тахины, пытаясь пристроить на их тело своих прожорливых личинок. Уж не потому ли кобылки стали ночными певцами, что ночью все мухи-тахины беспробудно спят?