– Мистер Монк? – проговорила она, тяжело вздохнув. – Мистер Уильям Монк?
Повернувшись в кресле, мужчина поднялся из-за стола. Наверное, квартирная хозяйка пропустила эту даму через переднюю.
– Да, мэм? – произнес он с вопросительной интонацией.
Посетительница приблизилась еще на шаг, не обращая внимания на то, что ее широкие кринолины зацепились при этом за стол. Покрой ее костюма показался сыщику весьма добротным и довольно модным, хотя и не слишком броским, однако она, судя по всему, одевалась второпях, не слишком обращая внимание на мелочи. Лиф платья не совсем сочетался по тону с юбкой, а ленты капора она завязала скорее узлом, чем бантом. Выражение лица этой женщины с правильным носом и волевым ртом свидетельствовало о том, что она сильно нервничает.
Однако Монк успел привыкнуть к подобным вещам. Те, кому приходилось прибегать к услугам частного детектива, почти всегда делали это в силу слишком серьезных или затруднительных обстоятельств, не позволявших им действовать другими, более приемлемыми для них способами.
– Меня зовут Женевьева Стоунфилд, – проговорила женщина с легкой дрожью в голосе. – Миссис Энгус Стоунфилд, – тут же поправилась она. – Мне необходимо посоветоваться с вами насчет моего мужа.
В таком возрасте – а ей, по мнению Уильяма, было где-то от тридцати до тридцати пяти лет – ее должны были, скорее всего, волновать проблемы с недобросовестной прислугой или какая-нибудь мелкая кража, а может быть, сложности с возвращением долга. Женщина постарше могла разыскивать сбежавшего из дому ребенка или беспокоиться о неподходящей паре для своего отпрыска. Однако Женевьева Стоунфилд выглядела весьма привлекательно, и не только благодаря цвету лица, которое, казалось, излучало какое-то внутреннее тепло, и благородным манерам, но и открытому и доброму выражению глаз, сразу заставлявшему обратить на себя внимание. Монк понимал, что большинство мужчин найдут ее довольно интересной. Именно такой, кстати, клиентка показалась с первого взгляда и ему самому. Но он поспешно отмел это впечатление, сразу вспомнив, как дорого обошлись ему предыдущие ошибочные суждения.
– Да, миссис Стоунфилд, – ответил Уильям, выходя из-за стола и направляясь на середину комнаты, интерьер которой, по его замыслу – а если точнее, то благодаря настойчивым убеждениям Эстер Лэттерли, – помогал посетителям почувствовать себя раскованно. – Пожалуйста, садитесь. – Детектив указал на одно из больших кресел со стеганой обивкой, расставленных по краю красного с голубым турецкого ковра прямо напротив кресла, с которого он только что поднялся. Январь выдался суровым, и в камине весело трещал огонь, не только согревавший комнату, но и придававший ей еще более уютный вид. – Скажите, что вас беспокоит и чем я, по вашему мнению, могу вам помочь.
Стоило посетительнице присесть, как Монк устроился на стуле напротив, подождав лишь столько, сколько того требовали правила приличий.
Миссис Стоунфилд не стала даже поправлять юбки, свободно ниспадавшие на пол, так что из-под приподнявшегося наискось подола выглянула изящная лодыжка в высоком ботинке.
После того как она заставила себя сделать решительный шаг, ей больше не требовалось дополнительных приглашений. Слегка наклонившись вперед и устремив на сыщика тяжелый взгляд, Женевьева без лишних предисловий начала излагать суть дела:
– Мистер Монк, чтобы вы поняли причину моего беспокойства, мне необходимо рассказать вам кое-что о моем муже и его занятиях. Простите, что я злоупотребляю вашим временем, однако если вы этого не узнаете, мои слова покажутся вам лишенными смысла.
Уильям с усилием заставил себя сделать вид, что он внимательно слушает посетительницу. Подобные рассказы вызывали у него ощущение нудной скуки и казались абсолютно бесполезными, но он тем не менее на основе собственных ошибок давно пришел к выводу, что клиенту не следует мешать высказаться, пока он, наконец, не раскроет, чем вызван его визит. Ко всему прочему это позволяет людям сохранять определенное уважение к себе при обстоятельствах, когда им приходится обращаться за помощью в деле, носящем чисто личный характер, и к тому же доверяться человеку, который, по мнению большинства из них, занимает гораздо более низкое положение в обществе по сравнению с ними – хотя бы из-за того, что источником его существования является работа. Причины, побуждавшие клиентов прийти к сыщику, чаще всего оказывались весьма болезненного свойства, и они наверняка предпочли бы сохранять их в тайне.
Во времена службы Уильяма в полиции подобная деликатность не имела особого значения, но теперь, не обладая прежними полномочиями, он мог рассчитывать лишь на вознаграждение, размер которого зависел от того, сколь успешными окажутся его действия в глазах клиента.
Миссис Стоунфилд заговорила тихим голосом:
– Мы с мужем поженились четырнадцать лет назад, мистер Монк, через год после того, как я с ним познакомилась. Он всегда казался мне самым нежным и деликатным из всех мужчин, человеком, которого нелегко заставить изменить принципам. Никто ни разу не посмел усомниться в его порядочности – как в чисто человеческих отношениях, так и в делах. Он никогда не стремился к выгоде за счет других и не пытался нажиться на чужих несчастьях… – Женщина внезапно замолчала, догадавшись, возможно, по выражению лица детектива, что она слишком много говорит. Его лицо всегда выдавало эмоции, которые он испытывал в тот или иной момент, особенно нетерпение, гнев или презрение. И это иногда оказывало ему плохую услугу.
