— Пора, ребята, — сказал я, продолжая сидеть в кресле. Столько ждал этой минуты, дни считал, а сейчас понял, что не хочется уходить. Так бы и остался с ними хоть на один рейс.
Николай кивнул в сторону двери:
— Ни пуха тебе, ни пера. Не промахнись мимо полосы. Держи бортовые огни в ажуре.
— Будет сде, — отвечал я, не трогаясь с места.
— Не спеши, — сказал Командир. — Присядем на дорожку.
Мы и без того сидели, но так уж полагалось. И это должен был сказать Командир. Ребята помолчали, поглядывая на меня.
— Значит, таким макаром, — деловито начал Сергей, прервав молчание. — По музеям не ходи, по кабакам не шляйся, стриптизы не смотри. Усвоил?
— Не будь туристом, — сказал Командир.
— Будь человеком, — подхватил Виктор-старший.
— И вообще, наведи у них порядок, — заключил Николай. — А то они совсем загнили.
Ребята дипломатично засмеялись.
— Ты на отца-то похож? — спросил Командир, он всё-таки хотел дознаться до главного, а заодно и меня приободрить.
— Как вам сказать, Командир. Я ведь такой… Отец был сам по себе, я тоже сам по себе. И вообще Масловых в одной Москве пруд пруди. Так что «вояж» может закончиться лёгкой загородной прогулкой, обидно, конечно, будет… — Впрочем, что им толковать, они и без того в курсе.
— Разберётся, не маленький, — продолжал Командир, зная, как много значат его слова для меня.
— Предсказываю: он вернётся героем, — Сергей поднял указательный палец и глянул на меня.
— А как по-французски «хорошо», знаешь? — спросил Николай.
— Бон.
— Лучше «сава», — поправил Николай. — Вот и держись таким курсом: «сава, сава» — и всё будет о'кэй.
— Сто восемьдесят слов знаю, — объявил я. — Вчера Вере экзамен сдавал.
— Сто восемьдесят? — удивился Сергей. — Для культурного человека это даже слишком…
Ребята снова засмеялись, на сей раз без дипломатии. Я тоже посмеялся, стараясь запомнить и этот смех, и позы ребят в рубке, и их прибауточки — все пригодится в дальней дороге. Потом я встал.
— Пока, други. Хорошей вам видимости. Не опаздывайте за мной.
Дверь сочно всхлипнула за спиной, я больше не оглядывался.
На мятых чехлах валялись газеты, пёстрые проспекты. Девчата возились в хвостовом салоне, а Вера стояла у трапа.
— Адью, девочки! — крикнул я. — Пока, Верунчик, — я чмокнул её в щеку, и она, как на привязи, двинулась за мной.
— Виктор!
Я обернулся. Теперь мы стояли на верхней площадке трапа, девчата нас не видели. На дальней полосе полого и изящно садилась «каравелла».
Вера тронула меня за рукав:
— Пойдём с экипажем.
— Меня же встретить должны, ты же знаешь, — терпеливо объяснял я. — Они будут ждать меня с пассажирами. По радио передали, что мы сели, они будут ждать, — я нарочно уходил в эти подробности, опасаясь, что она снова примется за старое.
— Возьми, — она протянула длинную книжицу в серой обложке.
— У меня словарь есть.
— Разговорник лучше. Тут наборы готовых фраз, это удобно.
— Терпеть не могу готовых фраз.
— Все же придётся… — Она настойчиво смотрела на меня глубокими зелёными глазами, но я сделал вид, будто не замечаю её взгляда, и раскрыл разговорник.
— Ладно, пригодится. Гран мерси, мадмуазель.
— Слушай, — упрямо сказала она, накрывая разговорник ладонью. — Останься с нами.
Так я и знал, что она всё-таки примется за своё, женщины без этого не могут.
— Верунчик, откуда такой пессимизм? — быстро спросил я, чтобы помешать ей выговориться, но она и не думала останавливаться.
— Виктор! У меня тоже нет отца, я знаю, что это такое.
— Не прибедняйся. Твой папочка жив-здоров.
— Все равно его у меня нет, — твердила она как заведённая. — И я лучше тебя знаю, что это такое. Мать как-то сказала, что вышла замуж по ошибке. Она, отец… всё это было ошибкой. Понимаешь? И в результате этой ошибки появилась я. Мать даже пыталась что-то сделать, но я все равно появилась: там тоже случилась ошибка. И живу теперь по ошибке, вот что это такое.
— Смотрите, какой безошибочный вывод, — я попробовал усмехнуться.
— Нет, нет, не перебивай, — она опять схватила меня за рукав. — Я лучше знаю это. Понимаешь, ты уже привык, что его нет, ты всю жизнь так жил. И вдруг хочешь это переменить. А там ещё эта женщина. Зачем ворошить то, что должно остаться, как было? Это все равно что копаться в чужом бельё, неужели не понимаешь, в этом есть что-то унизительное. Я не хочу тебя отпускать в эту страну…
