А потом мне приснился странный сон… Будто бы просыпаюсь я в палатке. Типа армейского четырехугольного такого полевого шатра. Укрыт плотным шерстяным одеялом, но к телу простыня, одеяло не колется. Тихо, только сопят носами соседи по палатке, которых, кажется, знаю, но это неважно. Темно, лишь сквозь щель незашнурованного, по причине сухой погоды, входа едва-едва пробивается слабый намек на близкий рассвет. Член колом, очень хочется писать. Но вставать просто ужас как неохота. Вдыхаемый воздух более чем прохладен, в палатке явно не май месяц. Впрочем, июнь – толкается в голове какая-то, словно «чужая», мысль. И снова какие-то определенно «не мои» мысли – потоком: «Воскресенье, может быть, готовность отменят, пойду домой, к Варе (теплом торкнуло в душу – жена, что ли? Сроду не было у меня никакой жены – тут же ощущение вкуса борща на языке, с чесноком и сметаной). Хотя хрен, чертово дежурство… Угораздило же… Впрочем, надо вставать – все равно так вот больше не засну. Интересно, который час? Светает… Значит, дело к пяти[1]…
Резко выдохнув, откинул одеяло, опустил ноги с деревянных, похоже, нар (необычно – «моя» мысль), надел сапоги, не заморачиваясь портянками (откуда?), и как был в летнем тонком белье (хэбэшная белая рубаха, такие же подштанники аж до щиколоток, что за черт – сроду такого не носил), так и кинулся к местным походно-полевым удобствам. Типа «сортир деревянный, мультиочковый». Рассвет едва занимался, под грибком дремал дневальный в старинного образца шинели, растопорщенной на уши пилотке и с «трехлинейкой» при штыке (снова мелькнула «чужая» мысль – по готовности приказали получить). Затрусил мелкими к строению, думы спросонья текли поначалу неспешно, будто перекликаясь – «чужие» со «своими»:
– Так, сегодня 22-е…
– 22-е… а месяц какой?
– 22 июня…
– Год!!!
– Какой-какой… 41-й…
– 22 июня 1941 года?!
– Ну да… Готовность вот вчера объявили, на казарму посадили… Всех.
Из удобств выскочил как ошпаренный и помчался в палатку, провожаемый удивленным взглядом встрепенувшегося дневального. На востоке уже капитально посветлело, запад совсем еще темный. Глянул на часы («кировка» – подсказал «чужой») – без пяти пять. Быстрее! Автоматически, привычными движениями почти мгновенно оказался в форме и комбезе сверху, при сапогах с будто сами собой намотавшимися портянками, ремне с тяжеленной кобурой на дурацких каких-то ремешках, пилоткой с голубым кантом за этим самым ремнем, кожаным шлемом с авиационными очками в правой руке и летными перчатками, на ощупь из тонкой замши, что ли, с крагами, в левой. Споткнувшись о невысокий порожек – надо быть последним идиотом, чтоб к сапогам такие высокие каблуки приколачивать, – и пребольно стукнувшись носком правой о скребок для чистки этих самых сапог, что у входа в палатку (ни фига себе, проработочка бэкграунда – мелькнула «своя» мысль, потом дошло – это же сон!), рванул к взлетке, где – я точно знал – должен стоять истребитель. Мой истребитель. Дежурного звена. Полностью заправленный, с боеприпасами и дрыхнущим под крылом технарем впридачу.
Не успел запыхаться, как вот уже он. Стоит, красуется. Мордатый такой весь из себя биплан. Точнее, полутораплан. Нижние плоскости заметно меньше верхних. И-15 бис[2]. защитного с упором в прозелень цвета, с голубовато-серым брюхом, утонувшим в успевшей уже вымахать по краям летного поля траве-мураве. Какой чудесный сон! Всего своего меня затопил бешеный восторг, чужой же заткнулся, со своими мелкими страхами и малодушными опасениями. Классный сон, по реальности ни один симулятор, даже самый современный, и близко не стоял – успел подумать, – и любимая «птичка» ждет не дождется в поле! В смысле, неподалеку от ВПП. Ну, почти любимая. И-153[3] нравится мне все-таки больше. В смысле, еще больше. Почти идеальная машина была. Для настоящего маневренного воздушного боя. Правда, прошли уже те времена… но в умелых руках мы еще очень даже о-го-го! Мои – умелые.
Так, обтекатели с шасси сняты, и правильно, иначе при таком травостое запросто скапотировать можно. Оп, а это, кажется, вовсе не И-15 бис. Просто И-15, что ли? Центроплан с «чайкой», а шасси явно не убирающееся. Но капотирование движка вроде как у «биса». Впрочем, потом разберусь. Если понадобится. Какой, однако, замечательный сон!
С воплем «Подъем!» пинаю технаря, свернувшегося калачиком под покрывшейся у рта утренним инеем шинелькой, откидываю бортовой щиток и сталинским соколом взлетаю в кабину. Парашют укладываем на сиденье аккуратненько, потому что поспешишь – людей насмешишь, а мне на ем сидеть… Пристегиваемся… Так, что тут у нас… Приборчики более чем скромненькие, даже для тех времен. Хотя высотомер и компас с авиагоризонтом, он тогда как-то иначе назывался[4], впрочем, не суть… Детализация потрясная, вплоть до потертостей и сколов, хотя сон он и есть сон… Ого, а у нас тут не четверка ПВ[5], а вовсе даже наоборот, пара БС[6]! Слышал-слышал, была такая версия… очень малой серией… точнее, единичные экземпляры… в сочетании с М-25 В[7], если память не изменяет. Живем!
Совершенно спокойно – а че волноваться-то? – произвожу давно привычные действия, не забывая контролировать обстановку. Так, механик молодой, почти незнакомый («чужие» мысли в фоновом режиме: «Петрович, похоже, опять в деревню по бабам умотал, салажонка за себя оставил, под трибунал пойдет, дурачина старый»), тем лучше, еще и спросонья – выпустит без лишних вопросов. Хотя… оп, у нас тут пневматическая система самозапуска. Приходилось слышать и о таком… Точно, в реале это называлось И-152. Опытный, наверное… Рычаг высотного корректора стоит на «нормально», можно руку на газ…
