ГЛАВА I
ОБЩИЕ ОСНОВЫ БОЕВОЙ ПОДГОТОВКИ
ВВЕДЕНИЕ
В процессе воспитания и боевой подготовки русской армия с давних времен наблюдалась тенденция почти исключительно наступательного характера — в духе решительного, непреодолимого движения вперед, поддержанного огнем.
Основная военная доктрина русской армии была проведена в «Наставлении для действия отрядов из всех родов оружия», приложенном к Уставу полевой службы, утвержденному в апреле 1904 г., а также в Уставе полевой службы, утвержденном в апреле 1912 г.
Устав полевой службы 1904 г. редактировался генералом М. И. Драгомировым, известным в свое время в русской армии авторитетом[1], и потому большинством современников признавался последним словом военного искусства. Доктрины этого устава свили прочное гнездо в старой русской армии и оставались нерушимыми до начала первой мировой войны.
Русская армия вступила в войну с японцами подготовленной на основах Полевого устава 1904 г., так как этот устав перед его изданием испытывался в войсках в течение двух с половиной лет.
Полевой устав 1912 г. большинство войсковых частей получило в 1913 г., русская армия руководствовалась этим уставом не более полутора лет до начала первой мировой войны, и поэтому можно считать, что она вступила в войну подготовленной по существу также на основах Устава полевой службы 1904 г.
В русской армии всегда стремились поддерживать так называемый «моральный элемент», своеобразно его понимая и воспитывая в армии довольно пренебрежительное отношение к технике. В боевых уставах подчеркивалось преобладающее значение духа над материей. Перед русско-японской войной, по почину М. И. Драгомирова, в русской армии так много и усердно твердили о «духе», что в значительной степени проглядели «материю».
Согласно Полевому уставу 1904 г., «действительным средством для поражения неприятеля служит нападение на него; посему стремление к наступательным действиям должно быть положено в основание при всякой встрече с неприятелем». В уставе про оборону, которой отведено меньше внимания, говорится, что она, как и наступление, имеет целью «разбить противника»; поэтому рекомендуется «не только отбиваться, но и наносить удары» и всякую оборону завершать контратакой. Излюбленный тезис Драгомирова, что на войне главное — человек и дух его, а материя и техника — лишь нечто второстепенное, был широко проведен в уставе; поэтому в нем весьма мало учитывалось могущество огня новейшей артиллерии, пулеметов и современного ручного огнестрельного оружия. Несомненно, Драгомиров не мог не понимать значения техники в военном деле. Например, известно, что после войны 1877–1878 гг. он настоял на введении 6-дюймовой полевой мортиры, но, с другой стороны, он же противился усовершенствованию в технике стрелкового оружия. Против магазинных 3-линейных винтовок он писал, что дело не в скорости стрельбы, а в меткости, которая «лежит не в оружии, а в человеке», и что «берданка перестреляет любую магазинку»[2]. Пулеметы он высмеивал так: «…если бы одного и того же человека нужно было убивать по нескольку раз, то это было бы чудесное оружие. На беду для поклонников быстрого выпускания пуль человека довольно подстрелить один раз, и расстреливать его затем вдогонку, пока он будет падать, надобности, сколько мне известно, нет».
Такими приемами, более остроумными, чем серьезными, не брезговал даже Драгомиров, чтобы побить своих противников, придающих большое значение могуществу огня современного оружия.
При обучении войск Киевского округа, командующим которого был в то время Драгомиров, наступающей пехоте запрещалось ложиться под огнем; артиллерии рекомендовалось располагаться не дальше 2–3 верст от противника, широко применять быстрые переезды к передовым атакующим войскам на ближайшие к противнику позиции, избегать стрельбы на дальние дистанции, избегать стрельбы через головы своих войск и пр.
Старая суворовская «Наука побеждать», для которой человек — все, а «материя» — почти ничто, авторитетным словом и властной рукой М. И. Драгомирова глубоко внедрялась в толщу русской армии и жила в ней до самого последнего времени как более простая и милая русскому сердцу наука.
Нельзя отрицать глубокого смысла суворовских истин в отношении воспитания духа армии, но нужно понимать внутреннее их содержание и не закрывать глаза на значение современной техники. Но именно этого необходимого понимания и не было. Суворовские афоризмы, казалось, бы, вполне ясные и категоричные, толковались различно и послужили в свое время яблоком раздора между двумя враждующими партиями военных мыслителей. Одни признавали «штык» — знамение отваги, духа, храбрости — и утверждали, что, каковы бы ни были совершенства техники и сила огня, все же главное на войне будет человек, что важно не оружие, а человек с его решительностью, и что так как представителем этого качества является штык, то суворовский афоризм «пуля — дура, штык — молодец» вечен. Другие, увлеченные могуществом современного огня, придавали преувеличенное значение технике, отрицали «штык», а с ним — и суворовский афоризм.