Юго-Восточный Ирак,
Провинция Ди Кар.
Шесть месяцев назад
В пустыне занимался рассвет.
Солнце выползало из-за горизонта, его огненно-яркие лучи разогнали сумерки, и ночные твари в спешке забирались в свои норы, прочь от жары и света, которые нес еще один долгий, мучительно жаркий день.
Не самое подходящее для жизни место. Каменистая пустыня простиралась во все стороны, дальше, чем можно было увидеть, обрекая ка смерть всех, кроме самых стойких. Здесь не было ни воды, ни тени, ничто не нарушало унылого однообразия.
Ничто, кроме зиккурата.
Возносясь более чем на сотню футов над бесплодной землей, массивная уступчатая пирамида доминировала над абсолютно ровным ландшафтом, простиравшимся на многие мили вокруг. Невероятные размеры зиккурата устрашали, его колоссальные стены поднимались ввысь, как будто хотели пронзить стратосферу и утвердить свою власть над небом. Пирамида состояла из каменных уступов, на которых когда-то приносились жертвы, укреплявшие связь человечества с богами. Люди верили, что однажды боги вернутся на Землю…
Быть может, пирамида когда-то внушала почтение и даже страх, но прошедшее тысячелетие лишило ее значительной доли былого великолепия. Когда-то, давным-давно, ее стены, сложенные из глиняных глазурованных кирпичей, сияли многоцветным буйством красок. Сейчас они были обнажены пустынными ветрами и безжалостным жаром солнца. То, что когда-то было короной на челе древнего шумерского города Ура, теперь превратилось в памятник былого величия, несущий на себе отпечаток прошедших веков.
Однако жизнь продолжалась. У подножия зиккурата, склонив голову, сидел тощий пастух. Из его радиоприемника доносился металлический голос муллы — старик слушал первую из ежедневных молитв. Неподалеку бродило стадо ободранных коз, искавших хоть какую-то растительность, которую могла породить суровая природа. Их блеянье и унылый звон колокольчиков убаюкивали вполглаза наблюдавшего за стадом пастуха. Он знал, что вскоре одна из коз захочет отойти в сторону и непременно выкинет что-нибудь глупое.
Старик криво усмехнулся. С козами всегда так. Они рождались глупыми, жили глупой жизнью, и единственным их развлечением был поиск новых способов умереть.
Иногда пастуху казалось, что они делают это, просто чтобы позлить его.
Внимание старика привлек низкий гул. Оторвавшись от неторопливых раздумий, пастух облизнул пересохшие губы и уставился в рассветное небо, прикрыв глаза от утреннего солнца морщинистой ладонью.
С запада в его сторону летели два вертолета. Они быстро приближались.
Забыв про свои молитвы, пастух поднялся на ноги и уставился на машины, с ревом пронесшиеся над его головой и закружившие над зиккуратом, подобно хищным стрекозам. Вертолеты нырнули вниз и приземлились у подножия пирамиды. При посадке их винты подняли настоящее торнадо вихрящегося песка, их гладкие изогнутые бока сверкали сквозь облако пыли. Огромные машины с громким хрустом сели на шероховатый сланец, рев двигателей утих, лопасти постепенно замедлили вращение и наконец остановились совсем.
В пустыне воцарилась напряженная тишина.
Пастух кашлял и моргал, пытаясь избавиться от попавшего в глаза песка. Позади раздавалось отчаянное блеянье убегавших за дюны коз.
Старик заколебался. Ему нужно было идти искать своих коз, прежде чем они убегут слишком далеко. Но происходящее у зиккурата было намного интереснее…
Как зачарованный, пастух смотрел на то, как из кокпита первого вертолета выпрыгнули четыре вооруженных человека и быстрым шагом направились к зиккурату. Они были с ног до головы закутаны в толстый пустынный камуфляж и уверенно двигались по песку, неся огромные серебристые ящики с оборудованием, как будто те ничего не весили.
Пастуху эти люди казались пришельцами из космоса.
Вдруг один из незнакомцев остановился. Обернувшись лицом к востоку, он расправил плечи, устремил взгляд в небо, поднял облаченную в перчатку руку и отсалютовал вытянутым средним пальцем новому дню. Восходящее солнце вспыхнуло на зеркальной маске его шлема.
Его спутница (на что недвусмысленно намекали линии ее тела) нетерпеливо махнула рукой, призывая двигаться вперед. Вместе они взобрались на ступени платформы у центрального входа в зиккурат и исчезли в темной пасти пирамиды. На пустыню вновь опустилась тишина, нарушаемая лишь шорохом поднятого вертолетами песка, который сыпался на землю, словно сухой дождь.
Не в силах обуздать любопытство, пастух поплотнее завернулся в свои одежды и тихо двинулся по следам ушедших людей. Он был поражен. Эти чужаки, должно быть, очень смелые или же очень глупые: местным жителям было хорошо известно, что входившие в великую пирамиду редко оттуда возвращались.
Внимание пастуха привлек звук отдаленного блеянья. Он вздохнул и украдкой глянул во тьму зиккурата, всем сердцем желая остаться подольше, чтобы увидеть, смогут ли незнакомцы выйти оттуда. Какую историю он тогда бы рассказал своей семье вечером! Но сейчас нужно было идти собирать стадо, пока оно не разбежалось слишком далеко. Если коз предоставить самим себе, то они вскоре умрут от страха или от радости, а может, от того и от другого одновременно.
