Госпожа Ван терпеть не может, когда ее величают госпожой Ван; она себя называет девичьей фамилией, My, и хочет, чтобы и другие звали ее так. Ее муж очень богат, и она тратит деньги без счета: деньги уплывают, ее называют миссис My, и она чувствует себя независимой самостоятельной женщиной, хотя ест мужнин рис.
Весь день миссис My страшно занята – просто некогда дух перевести. Не будем касаться всего остального, достаточно вспомнить, сколько раз миссис My садится в машину. Ни одно собрание или благотворительное мероприятие не обходится без нее. От усталости у нее ноги подкашиваются. Но миссис My не ропщет: ведь она принесла свою жизнь в жертву обществу; жаль только, располнела, тяжеловата стала, трудно влезать в машину. Миссис My очень жалеет себя, но сострадательна и к другим, ее долг – спасти мир.
Миссис My еще лежала в постели, когда вошла служанка, прозванная ею Цзы-ю.[1] Хозяйке казалось, что служанка уже несколько раз пыталась ее беспокоить, но она не поднималась – ее нельзя тревожить. Где служанке это понять, хоть и зовут ее Цзы-ю?! Миссис My уже намеревалась швырнуть в служанку ночник, стоявший на столике возле кровати, но потом подумала, что это ниже ее достоинства.
– Цзы-ю, ты, кажется, входила несколько раз. – Миссис My смотрит на часы – скоро девять. Раздражение исчезает от радости, что она может спать до девяти, что у нее холеное тело; она должна щадить себя ради общества – ей необходимо много отдыхать.
– Нет, госпожа, то есть миссис, не входила!
– Говори, что за дела! Да побыстрее!
Цзы-ю и самой хочется рассказать все сразу.
– Господин Фан желает видеть миссис.
– Какой господин Фан? Людей, носящих фамилию Фан, много. Ты больше ничего не можешь добавить?
– Я говорю о господине учителе.
– Ну и что?
– Жена у него померла! – Цзы-ю огорчена, словно это у нее кто-то умер.
– Конечно, хочет денег! – Миссис My достает из-под подушки маленький бумажник. – Отдай ему двадцать долларов и пусть уходит. Объясни, что до завтрака я не принимаю.
Цзы-ю берет деньги и хочет идти, но хозяйка ее окликает:
– Скажи, чтобы Бо-ай приготовила bath, а когда вернешься, откроешь здесь окна. Обо всем я должна напоминать. До чего надоело! Где мой сын?
– В школе, миссис.
– Ушел, и хоть бы один kiss, нечего сказать, хорош. – Миссис My покачивает головой, трясутся заплывшие жиром щеки.
– Он сказал, когда придет обедать, тогда и будет kiss. – Цзы-ю понимает слова kiss, pie, bath.[2]
– Иди, иди, нечего болтать. Надоело!
Цзы-ю поспешно выходит. Миссис My вспоминает: в семье господина Фана траур, а как же ее второй сын? Из-за какой-то глупой смерти в его семье мальчик должен терять несколько дней учебы! Миссис My придает огромное значение образованию.
Бо-ай стучит в дверь:
– Bath готова, миссис.
В ночной рубашке миссис My направляется в ванную комнату.
Белоснежная ванна больше чем наполовину наполнена теплой, прозрачной водой. Стекла с рельефными узорами, стены выложены белыми кафельными плитами; тепло, пахнет одеколоном. Большое зеркало, мыльница, флаконы с притираниями – все начищено до блеска, возле зеркала висит несколько махровых полотенец. Миссис My чувствует легкую радость. Опустив белые полные ноги в воду, она замирает: вода слегка щекочет кожу, это приятно. Что-то непонятное происходит с миссис My: она вспоминает далекое прошлое. Рассматривает свои белые ноги; в воде они кажутся еще толще, и на душе у нее становится как-то скверно. Она моется и вспоминает свою юность: двадцать лет назад ее тело было таким нежным, таким красивым! Она просто не узнает себя. Муж, дети – все это словно в тумане. Она плещет на себя водой и так сильно трет тело, что кожа розовеет. Она не только жена, мать своих детей, она мать многим, наставница всех своих сестер. Она училась за границей, знает, что в мире не все благополучно, ее священная обязанность спасти мир.
Но спасти мир нелегко. Два года назад она восхваляла купание и повсюду провозглашала: «Без ванны нет семьи!» И какой результат? Люди глупы, можно втолковывать им прописные истины сколько угодно, они все равно не поймут! Поглаживая ноги, она думает: махнуть на все рукой – пусть мир превратится в хлев без ванны, без гигиены. Но она не может этого сделать: ведь она принесла себя в жертву обществу.
Она кричит служанке:
– Открой хоть на пять минут окна.
– Я уже проветрила, миссис.
Миссис My возвращается в спальню. Комната проветрена, воздух свежий. По утрам миссис My должна глубоко дышать. На улице прохладно, и окна, открытые на пять минут, дают ей возможность вдыхать чистый воздух. Она силится коснуться руками пальцев ног, и наконец это ей удается, правда, при согнутых коленях. Трижды проделав упражнение, миссис My выпрямляется и делает несколько вдохов, после чего чувствует, что проголодалась.
– Цзы-ю, завтракать!
Миссис My не терпит людей, которые слишком много едят, поэтому ее завтрак очень скромен: хлеб, два куска ветчины с яичницей, сливочное масло, кофе с молоком, фрукты. Она прославляет воздержанность в пище: зачем съедать пять-шесть хлебцев из кукурузной муки или четыре больших чашки темной лапши, лучше побольше молока и сливочного масла. Многие не согласны с ней – увы, дельные советы не всегда находят отклик. Остается заботиться о собственном питании и держать повара, знающего европейскую кухню.
