Рэев Гаррисонов на свете имелось двое. Один вечно тревожился об ипотеке, гордился кабриолетом «Форд-Мустанг» 64-го года выпуска, болел за «Уорриорз»[1] и, главное, крепко любил жену. О телах, оставленных им на земле, этот Рэй Гаррисон задумывался разве что изредка. Когда работа настоятельно требовала действия, первый Рэй Гаррисон отправлялся в ящик, под замок, а за дело брался второй Рэй Гаррисон – хладнокровный, ни перед чем не останавливающийся профессионал.
Потому-то здесь, в одном из проулков центра Момбасы[2], укрывшись в тени, расслабленно привалившись к стене и провожая взглядом бродячего пса, трусящего куда-то по лужам, оставшимся после прошедшего ночью дождя, стоял именно он, Рэй Гаррисон номер два. Несмотря на раннее утро, по всему телу градом катился пот: сквозь бреши меж ветхими зданиями, нависшими над головой, копьями били вниз лучи раскаленного солнца. Казалось, ради подобной работы его нарочно всякий раз отправляют туда, где пожарче. Ну, не считая Афганистана – там, высоко в горах, просто зуб на зуб не попадал, а вот в Ираке тоже стояла жара, только не такая влажная, душная, как здесь, в Момбасе.
Взгляд Рэя привлек рисунок на стене: женщина, глаза завязаны, по щеке катится слеза. Над головой покачивалось стираное белье, проулок перегораживали ящики с пустыми бутылками, пластиковые ванны, наполненные водой, жерди со связками фруктов и даже ободранный, ржавый остов автомобиля. Заглянув сюда, те милые люди, что дома называются «средним классом», пожалуй, приняли бы этот проулок за свалку, но он, Гаррисон, повидал виды и знал: такова уж тут жизнь. Здесь тоже люди живут, и сегодня их, вполне вероятно, разбудит стрельба. Быть может, не впервые. Проблем с преступностью в Момбасе хватает, так что треск выстрелов им не в новинку, ну, а в остальном… преступность, спецоперации – пуля есть пуля.
Заметив в одном из окон движение, Гаррисон чуть сдвинулся с места, приготовил оружие… но нет, в окне показался всего-навсего какой-то мальчишка. Стоявший в тени, Гаррисон знал, что из окна его не увидеть, однако мысленно велел мальчишке убираться прочь. Хорошо бы ему хватило ума не высовываться, когда засвистят пули – а они засвистят, можно не сомневаться. Теперь войны ведутся не так, как прежде. Последние четырнадцать лет жизни Рэя, начиная с того самого двенадцатого сентября, когда он поступил на военную службу, казались сплошной чередой вот таких маленьких городских войн. А в подобных боях, как осторожен ни будь, без случайных жертв не обходится… Впрочем, об этаких соображениях полагалось тревожиться первому Рэю Гаррисону. Сейчас главное – выполнить задание, уберечь своих, уберечься самому…
«И вернуться домой, к Джине».
Эта мысль тоже отправилась под замок. То была мысль Рэя Гаррисона номер один, а за работой от таких мыслей и до гибели недалеко.
Мелькнувший в окне мальчишка скрылся из виду.
– Эхо-пять на месте, – прошелестел наушник рации голосом Виктора.
– Спартанец-первый на месте, – доложил и Дэниэлс, еще один солдат диверсионной группы, элиты корпуса морской пехоты, приданный Гаррисону.
Оба, как и он сам, числились среди лучших во всех вооруженных силах.
– Углы проверь, – сказал Эхо-пять.
Сообщение предназначалось не Гаррисону. Рэй наблюдал за дверью в стене донельзя обветшавшего двухэтажного дома напротив, через проулок. Несмотря на облупленную синюю краску и кое-как, вкривь да вкось сколоченные доски, дверь выглядела на удивление прочной. Будь проклята спешка, в которой готовили эту спонтанную спасательную операцию! На должное планирование не хватило времени, и вот, пожалуйста: в суматохе осталось забыто немало важного, наподобие пробивных зарядов. Однако земля у дверей была усеяна окурками сигарет, а значит, противник рано или поздно отопрет дверь сам. Остается только дождаться, пока одному из «танго»[3] не потребуется перекурить.
Из глубины проулка донесся лай. Вероятно, тот самый пес, что пробегал мимо…
Взгляд Гаррисона скользнул вдоль проулка. Нет, все спокойно.
Дверь распахнулась, и Гаррисон еле сдержал улыбку. Наружу высунулся человек – рослый, белый, хоть немного загореть не успел, а значит, в Кении наверняка недавно. Одет в футболку, армейского образца походно-полевые штаны, армейского же образца «берцы», голова туго перетянута банданой – практически полная униформа головореза, косящего под военного… а штурмовая винтовка висит за спиной. То есть, начнись сейчас перестрелка, хозяин тут же и ляжет.
Любители на арене…
На этот раз Гаррисон улыбки сдерживать не стал. Работать против дилетантов куда проще, чем против тех, кто свое дело знает. Одна с ними проблема: порой бывают непредсказуемы.
От души затянувшись табачным дымом, террорист бросил взгляд вдоль проулка, в сторону пса, деловито обнюхивавшего выброшенную кем-то автомобильную покрышку, и – очевидно, удовлетворенный – скрылся в здании. А двери при том предоставил медленно затворяться самой по себе.
«Плохо смотрел, дружок», – подумал Гаррисон, выступая из тени на свет раннего утра, под слепящее, жгучее африканское солнце.
![Жизнь с отцом [=Радуги над Хиросимой]](/storage/book-covers/6d/6d49bb82e589fd9fb29db8475b280469ca9123cd.jpg)