Октябрь, радуя последними солнечными деньками, стоял на удивление тёплый. Осень раскрасила округу пёстрыми красками, и природа напоминала увядающую светскую красавицу, не желающую мириться с неизбежным приближением старости. Берёзы светились янтарным светом, небрежно роняя на всё ещё изумрудную траву золотые монетки, а клёны, щеголяя пурпурными камзолами, свысока поглядывали на ржавые доспехи могучих дубов. Воздух звенел чистотой и свежестью, но задумчивое спокойствие векового парка не соответствовало настроению, царившему у стен уютного особняка.
У главного входа усадьбы суетились люди. Сквозь строй изящных колонн сновали крепкие мужики, вынося из дома мебель, различного размера тюки и ящики, домашний скарб, и весь двор напоминал шумный цыганский табор. Под бдительным присмотром бесстрастного господина, всё это записывалось в толстую книгу и грузилось на телеги.
Прислонившись плечом к холодному камню колонны, стройная девушка, зябко кутаясь в шаль, с безучастной тоской взирала на происходящее. Неожиданно раздался протяжный стон, и из широко распахнутых дверей показался лакированный рояль. Инструмент, словно не желая покидать стены родного дома, упирался точёными ножками то о косяк, то о порог, и мужики, кряхтя и ругаясь, с трудом выволокли его и погрузили на подводу. Наконец строгий господин сделал знак, и колонна, нарушая тишину парка, тронулась по ухоженной алее.
Печальным взглядом провожая уползающую процессию, девушка смахнула с длинных тёмных ресниц слезинки, а когда последняя телега скрылась за поворотом, вздохнула и, развернувшись, прошла в дом. Шаги гулко разносились по пустым залам и галереям, отдаваясь в ушах невыносимым набатом отчаянья. Ещё недавно эти стены были наполнены обыденными хлопотами, громкими голосами, шутками и смехом. Здесь проводились дружеские вечера, званые обеды и балы, под сводами гостиной звучала музыка и романсы, декламировались стихи и велись душевные разговоры, а теперь только одинокий ветер завывал в трубах, тревожа душу безысходностью и тоской.
Ещё три года назад никто и представить не мог, что совсем скоро в дом придёт беда, и семью настигнет упадок и разорение.
Хозяин поместья, Павел Андреевич Томилин, обладал натурой деятельной и незаурядной. В юности под командованием Багратиона граф отважно сражался с французами и был награждён орденом Святого Георгия, а когда война закончилась, Павел Андреевич одним из первых сумел восстановить родовую усадьбу.
Пустое время препровождение раздражало Томилина, а светская болтовня вводила в тоску, потому граф не смог усидеть в Петербурге и принял участие в Кавказской войне. Но в 1826 году из-за подозрений в связи с декабристами1 его неожиданно отозвали из войск и отправили в отставку. Правда доказать вину Томилина так и не удалось, но ко двору его стали приглашать крайне редко. Подобная холодность императора не особо тяготила Павла Андреевича, он в корне отличался от своего сословья и праздной суете петербургских салонов предпочитал заботы о родном поместье и изучению научных трудов. Однако изредка появляться в свете ему всё же приходилось, и на одном из балов граф встретил свою будущую супругу.
Павел Андреевич влюбился отчаянно, с первого взгляда. К своей радости пылкий граф получил от избранницы согласие, и свадьба не заставила себя долго ждать: разве могла скромная барышня устоять перед столь блестящим кавалером и героем войны? Семейная жизнь Томилиных была на редкость счастливой. Марья Григорьевна подарила мужу четверых детей, но только двое из них дожили до взрослого возраста: сын Андрей и доченька Дашенька.
Обладая пытливым умом, Павел Андреевич постоянно искал применение своим знаниям, а неуёмная энергия графа часто заставляла его экспериментировать. Томилин засеивал поля новыми сортами пшеницы или картофеля, выращивал в теплице настоящий виноград, увлекался разведением пород гончих. Но как-то, услышав легенды об удивительной культуре аборигенов Америки, граф неожиданно загорелся поиском сокровищ. Надо сказать, Павла Андреевича больше заботило не обогащение, а жажда открытий, и захваченный идеей найти остатки древней цивилизации граф все свои силы и средства направил на подготовку экспедиции.
– Павлуша, одумайся! – пыталась образумить мужа Мария Григорьевна. – Мало, меня по миру пустишь, так ещё и дочь без жениха оставишь! Кому Дашенька без приданого будет нужна? – увещевала супруга. – Разве разорившемуся помещику?
– Не беспокойся, Машенька. Скоро я вернусь богачом! А наша дочь станет самой завидной невестой Петербурга. К ней и князьям посвататься будет не грех! – беззаботно заверял отец. – И Андрюше поместье прикупим! А квартирку на Фонтанке поменяем на особняк в столице.
Понимая, что сломить упрямого супруга ей не удастся, графиня обратилась к другу семейства:
– Фёдор Михайлович, ну хоть вы ему скажите! Чего там искать? В Америке в этой?
– Простите, Мария Григорьевна, но Павел и меня своими идеями заразил, – неожиданно признался гость. – Я сам вложился в это предприятие и планирую отправиться за океан. Мне предстоит выполнить кое-какие дипломатические дела в Калифорнии, а чуть позже я присоединюсь к экспедиции.
