Игорь ЗАСЕДА
"О спорт!..
Никаких стимуляторов, кроме
жажды победы и мудрой тренировки,
не признаешь ты".
Пьер де Кубертен
1
При входе меня обыскали.
Крепко сбитый парашютист со скуластым угреватым лицом и озорными глазами бесцеремонно потянул к себе мою белую сумку - подарок правительства провинции Квебек прессе, - дернул змейку и запустил внутрь обе руки. Его короткий пистолет-автомат уткнулся в мою грудь, неприятно холодя кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Руки парашютиста нащупали "Практику", телевик и две банки кока-колы. Фотоаппарат и объектив не возбудили у стража интереса, банки он извлек, встряхнул, настороженно поднес к уху, прислушался, удовлетворенно крякнул и швырнул в сумку.
- О'кей! - разрешил наконец парашютист.
"Придется отказаться от сумки, - подумал я. - Обвешаюсь аппаратурой. Как фотограф".
В подтрибунном, с высоким потолком, помещении, где разместился пресс-центр, было многолюдно. На тесно расставленных столиках - новенькие "Оливетти". По привычке я прошелся по залу, разыскал машинку с русским шрифтом и отметил про себя ее местоположение. В дальнем углу под прозрачным колпаком междугородного телефона разглядел знакомую седую голову. С трудом протискиваясь между столиками и стульями, заваленными сумками, фотоаппаратурой, пустыми фирменными стаканчиками кока-колы с оттиснутой олимпийской эмблемой, переступая через чьи-то вытянутые ноги, пробрался к Сержу Казанкини.
- Хелло, Серж!
Тот порывисто обернулся, вскочил, в глазах вспыхнула неподдельная радость.
- Олех! Привет! Когда приехал? Что будешь пить? - закричал он с итальянской горячностью (родители Сержа - офранцузившиеся итальянцы).
- Вчера прилетел. Пока сидели в Орли, звонил тебе в Франс Пресс. Ответили: мсье Казанкини в Монреале. Если уж непременно хочешь выпить за встречу, то мне закажи коньяк с водой. И кофе.
С Казанкини мы познакомились в Саппоро, в семьдесят втором. Наши места в ложе прессы оказались рядом. Этого было достаточно, чтобы Серж с самой непосредственной бесцеремонностью записал себя в мои друзья.
Казанкини поставил на столик два бокала, отодвинув в сторону пресс-бюллетени, заполненные скучной информацией о приемах, шаблонными сообщениями о пресс-конференциях, устраиваемых для журналистов частными фирмами. Я успел разглядеть приглашение на завтра, на 10:00 в отель "Шератон", где "IBM" обещала поведать о новинках электронных систем, созданных специально для обслуживания Олимпийских игр.
- Сходим? - спросил я. Серж пробежал глазами приглашение и согласно кивнул головой.
- О, американцы никогда не скупятся на выпивку! - объяснил он свой интерес к пресс-конференции и поднял бокал. - За встречу! Славно, черт возьми, что Пьер де Кубертен вытащил на свет божий эти Игры: они дают нам возможность хоть раз в четыре года встречаться!
- Не богохульствуй. Для меня Игры - светлый праздник, что по-прежнему притягивает, как магнит.
Коньяк был разбавлен тоником. Кусок льда плавал, как айсберг в антарктических водах, и поднимавшийся газ белыми кипящими бисеринками укрывал лед.
- Я вижу, - поддел меня Серж, - бассейн по-прежнему волнует.
- Первые два года вода снилась мне по ночам. Я прощался со спортом и никак не мог проститься. Даже плакал втихомолку. Это в снах. В жизни оказалось куда проще. Однажды не явился на тренировку, сказав себе: "Все, старик, баста".
- Почему ты решил бросить? Стал проигрывать?
- Не чаще, чем прежде. Просто вдруг почувствовал, что с завистью гляжу на молодых ребят.
- Молодых... Тебе-то самому сколько было?
- Двадцать четыре. Да разве в годах дело? Это приходит независимо от возраста. И когда оно появляется, нужно уходить.
- Мне легче. Я никогда не занимался спортом. Еще выпьем?
- Нет, Серж, пойду погляжу, как люди плавают. Может, вечером?
- Уговор! Приходи к восьми в Центр де Жарден. Я засяду в баре. А пока потружусь на Франс Пресс, которое столь благосклонно откомандировало меня сюда...
Я забросил за плечо злополучную сумку и направился в бассейн.
Выход из пресс-центра вел прямо на трибуну, и больше не обыскивали. Лишь миловидная девушка в малиновом форменном костюме мельком взглянула на мое удостоверение личности, "ладанку", как мы их называли, висевшую на груди, где было напечатано: "Олег Романько. СССР. Журналист".
Сердце предательски сжалось.
Бассейн плескался легкими волнами, а крыша над ним напоминала перевернутую вверх дном ладью. Вода была голубая, а стеклянная стена за вышкой сияла ослепительным июльским солнцем. Под потолком светились гроздья прожекторов, суетились на подвесном мостике телеоператоры.
Я выбрал место поближе к старту, поднял шторку и включил телевизор. По первой программе рекламировали пиво "Молсон": немолодой остроносый мужчина с завидным наслаждением макал густые усы в белую пену. По другой программе показывали фильм из жизни ковбоев, и я щелкнул снова. Аппарат вплотную приблизил ко мне пловцов.
На экране Маккинли. Он совсем не изменился с тех пор, как я его видел несколько лет назад. Даже, кажется, в той самой - в красную с голубым клетку - рубашке. Глаза прячутся за темными стеклами очков, сухие губы плотно сжаты, а голова повернута вправо и чуть наклонена вниз. Проследив за его взглядом, я увидел Крэнстона.