Двойник
(Перевод Л. Брауде)
Начальнику почтового отдела Симону Хаммеру, старому служащему фирмы, исполнилось шестьдесят лет. Немало рассказывали о его коммерческих способностях! В действительности же Симон уже в ранней юности затерялся в толпе сыновей, племянников, кузенов и троюродных братцев главы фирмы, а также всевозможных ловцов счастья, более предприимчивых, чем он. И постепенно Симон превратился в инвентарную принадлежность фирмы на ничтожном жалованье. Молодежь изощрялась в остротах по его адресу, убежденная в безответности Хаммера. Этот человек был воплощением спокойствия, никому не удавалось вывести его из равновесия. И у него было еще одно преимущество: он обращался с консулом[1] точно так же, как на военной службе обращаются с безусым новобранцем. Во всем остальном Симон совершенно не выделялся среди служащих огромной фирмы. Но каждую субботу, так же неизбежно, как наступление осени, он становился героем дня. Мистерия под названием «Хаммер» была так же актуальна сегодня, как и двадцать лет тому назад. Дело в том, что каждую субботу Хаммер отправлялся путешествовать.
Консул Люнн, медленно прогуливаясь по почтовому отделу, остановился у конторки Симона Хаммера и спросил:
— Ну, Симон, куда мы держим путь сегодня?
Уполномоченные и конторщики тихонько захихикали.
Симон Хаммер хладнокровно передал пачку писем мальчику, сидевшему у маркировальной машины, что-то записал на лежавшем перед ним листке бумаги, повернулся вполоборота, упершись взглядом прямо в живот консула, откашлялся и сухо ответил:
— Сегодня мы держим путь очень далеко.
— Послушай-ка, Симон, а Симон, — насмешливо сказал консул. Чуткое ухо уловило бы за показной сердечностью его тона изрядную долю раздражения. — Передай привет китайскому императору, если тебе приведется с ним встретиться. — Люнн улыбнулся.
— Слушаюсь! — невозмутимо отозвался Симон и записал поручение на лежавшем перед ним листке бумаги.
Консул ушел.
Симон Хаммер взглянул на часы. Было четверть третьего. Мальчик у маркировальной машины работал изо всех сил, чтобы справиться побыстрее.
Вскоре помещение опустело и Симон Хаммер остался один. Тогда он выпрямился, потянулся и облегченно вздохнул. Дождь хлестал в окно. «Чудесная погода», — подумал Симон и, поднявшись, снял с себя изношенную черную вельветовую куртку, повесил ее в шкаф и натянул синий вязаный жилет. Черный галстук, высокий крахмальный воротничок и широкие белые манжеты придавали ему сходство с учителем, хранителем музея, а то и с крупным чиновником департамента. Впечатление усиливали черный котелок и черный сюртук. Симон Хаммер с некоторым самодовольством оглядел себя в зеркале, подхватил маленький кожаный чемодан (который обошелся ему в половину месячного жалованья, сэкономленного в течение этого времени на обедах), взял трость и прошел в экспедицию. Там оставались еще начальники некоторых отделов; они болтали, покуривая сигареты. Все сразу же замолчали и уставились на Симона, а он вежливо приподнял котелок и, коротко бросив, словно начальник подчиненным: «Приятного времяпрепровождения!» — подчеркнул разницу между ними. Ларсен раздраженно засмеялся и сказал:
— Этот Симон задирает нос каждую субботу! И сам консул так не приподнял бы шляпу.
Кнютсен (запросто называемый «Кнюссен»), затягиваясь сигаретой и выпуская струйки дыма, заявил:
— Я думаю, что этак вот Симон берет реванш за то, что новички, да и мы тоже, всю неделю подтрунивают над ним.
Ларсен, стоявший у окна, позвал остальных:
— Идите-ка сюда, сегодня консул Симон нанял такси! Посмотрите на него, черт возьми! Видали?
В этот момент одна нога Симона еще стояла на подножке. Затем он сел в такси, спокойно, даже величественно, откинулся на спинку сиденья и назвал шофёру адрес. Шофёр приподнял кепку.
Вот так уехал Симон.
Стояла осень. По улицам торопливо шагали люди с пустыми, ничего не выражающими лицами, на которых сохранились лишь слабые отблески летних радостей. Но для Симона жизнь начиналась сначала: ему предстояло пережить долгую осень, долгую зиму, и весну тоже.
Машина остановилась перед табачным магазином. Выйдя из такси, Симон вошел в магазин. Бертельсен, с полупотухшей сигарой во рту, появился в дверях задней комнаты. Узнав покупателя, он услужливо поклонился и поспешно сделал несколько шагов к прилавку.
— Что прикажете сегодня, господин Хаммер? — с новым легким поклоном спросил он.
Симон Хаммер внимательно рассматривал сигары. На улице трещал автомобиль, и Бертельсен, бросив взгляд на шофёра, вновь повернулся к покупателю.
— Дайте мне пачечку сигар из черного табака, пачку сигарет для дам и «Три короны» для меня.
Пока Бертельсен заворачивал покупки, Симон Хаммер, отвернувшись, начал перелистывать журналы и газеты. Он небрежно отобрал небольшую стопку и молча протянул ее Бертельсену. Тот присоединил к ней сверток, подсчитал стоимость покупок и с благодарностью принял деньги.
— Прощайте и счастливого пути! — пожелал Бертельсен.
— Благодарю, — ответил Симон и приподнял котелок характерным для него жестом (сочетание вежливости и некоторого достоинства, не лишенного, однако, сердечности).