Тихий субботний вечер в баре быстро превращался в хаос.
Я ждала, затаив дыхание, в ушах отдавался звук моего собственного сердцебиения. Воздух был настолько пропитан предвкушением, что можно было резать его ножом. Со своего места я не могла видеть сцену, потому что народ стоял плечом к плечу, но из-за сверхъестественной — почти благоговейной — тишины, которая опустилась на толпу, стало понятно, что группа вышла на сцену и готовилась играть.
А потом я что-то услышала.
Удар.
За ним последовал ещё один.
И ещё один.
Басы эхом отразились от стен, резонируя с гудящей энергией толпы, и этот заразительный ритм в медленном крещендо все выше и выше поднимал в баре волнение.
Взрывной звук барабанов прорвался через басы, и люди начали кричать и выбрасывать в такт в воздух кулаки, словно разъярённая толпа. Я посмотрела на Джен, чтобы оценить её реакцию, и увидела её расширенные глаза и рот в форме «О».
Мне так сильно хотелось увидеть группу. Не раз побывав на рок-концерте, я знала, что половиной представления является музыка, а другой половиной — то, как группа работает на сцене. Они, должно быть, были местными, потому что я не знала, как они выглядят, и до этого не видела их выступлений.
Встав со своего высокого табурета и несколько раз сдуру подпрыгнув на своих десятисантиметровых каблуках, из-за которых я, скорее, вывихнула бы себе лодыжку, чем увидела сцену, я поняла, что нам нужно подобраться поближе.
— Пойдём! — крикнула я Джен.
Сдёрнув со стойки свою сумочку, я схватила её за руку и направилась к толпе.
— Райли, у меня очень плохое предчувствие! — произнёс голос позади меня, но я его проигнорировала.
Все началось, как любой типичный вечер в деловой части Манхэттена, который я проводила со своей коллегой Джен. К нашему обычному питейному заведению мы пошли окольным путём и по дороге наткнулись на рекламное объявление «Валлаби-Паб» — грязного дешёвого бара, который, должно быть, остался одним из последних мест на Манхэттене, куда мы с Джен ещё не заходили субботним вечером. На вывеске красовался кенгуру, одетый в смокинг и спортивную фиолетовую копполу[1]. Выглядело мило, и мы, почувствовав себя безрассудно смелыми, решили туда заглянуть.
Я как раз жаловалась Джен на новую командировку, в которую меня отправляли по работе, когда происходящее в баре приняло странный поворот.
На сцену вышел парень и объявил, что через десять минут начнётся секретный импровизированный концерт группы «The Cocks». Как только эти слова слетели с его губ, на землю извергся ад. Люди начали возбуждённо кричать и заполнять танцпол прямо перед сценой. Включённые экраны телефонов в тусклом освещении выглядели как светлячки; несколько девушек упало в обморок, как минимум одну стошнило, а мы с Джен, в полнейшем шоке, сели у бара. Из любопытства я стала искать через мобильный интернет информацию о группе, но нахмурилась, когда все найденные результаты оказались изображениями мужских половых органов.
Я потащила Джен в толпу, и что-то просвистело у наших голов, заставив нас внимательно осмотреться. Это была стопка? Мы проталкивались вперёд, но ещё даже не успели миновать первый ряд, как на нас обрушился шквал из пивных кружек, бюстгальтеров и рубашек. Люди раздевались, а в воздухе летал алкоголь. У меня ускорился пульс. Ситуация быстро превращалась в один из самых диких концертов, на которых я когда-либо была.
А я была на «Коачелле»[2].
— В меня тут накидали половину ассортимента «Виктория Сикрет»! — воскликнула Джен, подталкивая вверх на нос свои очки.
Вечер даже мне казался безумным — страшно представить, что думала обо всём этом Джен. За исключением периодических попоек по вечерам, чтобы снять стресс, Дженнифер Бентон соответствовала шаблонному образу профессионального бухгалтера: стрижка «Пикси», очки с толстыми стёклами и брючный костюм в придачу. Так как я была более энергичной и бунтарской, то мы хорошо дополняли друг друга: я вытаскивала её из её же скорлупы, а она меня — из неприятностей. Ну, по крайней мере, из некоторых.
— Смирись! — сказала я. Я знала, что на самом деле это место было не для неё, но сегодня мы собирались оторваться. В слабом освещении было плохо видно, но я тащила её дальше, и мы то и дело наклонялись, уворачивались, подныривали и уклонялись, прокладывая путь сквозь град одежды, падающей вокруг нас.
Как только я подумала, что худшее уже позади, мои глаза окутала тонкая белая ткань.
— Фу! Мне в лицо прилетели мужские трусы! — прокричала я, отбрасывая предмет одежды в толпу и выплёвывая изо рта хлопчатобумажные нити, в то время как Джен смеялась надо мной. Не только девушки обезумели, но, видимо, и мужики тоже — те немногие, что там были. Я вздрогнула, представив полуголого парня, хозяина тех самых трусов, который прыгает вверх-вниз в такт музыке, и его член повторяет эти движения.
— Райли, думаю, нам нужно вернуться к бару. Здесь опасно!
— Нет, мы не можем сдаться! — сказала я, потянув подругу дальше. — Я была и в худших ситуациях. С нами все будет хорошо!
Мы извивались, проходя мимо возбуждённых тел, избегая случайно брошенных личных вещей, когда темп музыки увеличился. Наша настойчивость возросла в такт ритму, и в течение нескольких секунд я сломала оба каблука и порвала подол своего маленького чёрного платья. Дыхание сбилось, я вспотела, как если бы только что вышла из сауны, но мне было всё равно. Любопытство являлось моей ахиллесовой пятой, и я была полна решимости пробраться вперёд, к сцене. К черту незначительные препятствия!