Бескаравайный С.С.
Беспанцирная черепаха
- Но вы умерли, барон. У вас есть могила.
- Придется снести.
"Тот самый Мюнхгаузен"
Эта квартира всегда нравилась ее обладателю. Она подходила к нему, как хорошая перчатка к руке - не давила на виски тесными стенами, а на макушку низким потолком, но и не дразнила далекими пыльными углами или ветхой мебелью. В ней было ровно столько жизненного пространства, сколько надо для отдыха и работы. Внешнее расположение тоже было комфортным. Этаж достаточно высокий, чтобы вонь от мусорных бачков не залетала в форточку, и достаточно низкий, чтобы отключение лифта превратилось в трагедию. Дом, хоть и стоял поблизости от городского центра, располагался не настолько престижно, чтобы по его коридорам шастали риэлторы в поисках свободной жилплощади.
Художнику, высокому худощавому человеку, состоявшему будто из одних хрящей, при обмене особенно понравились липы, что волновались зелеными облаками перед самыми окнами. Стены он расписал картинами летних садов, лесов и опушек, которые населил зверьем и самыми красивыми птицами, что нашлись в справочнике. Он любовно обставил новоприобретенное жилище, перевезя сюда свои лучшие работы, потратив все заначки и даже заняв по случаю у всех возможных знакомых.
Работалось ему здесь хорошо, краски исправно ложились на холст, вырисовывались композиции, выступали из небытия лица. Он не был особенно модным или известным живописцем. Стиль - рисование фантастических зверей, как можно более подробное, по всем биологическим канонам - ценился немногими эстетами, им любовались биологи, могли удивляться дети. Так бы и остался художник неизвестным чудаком, не появись на горизонте сказка в купе с фантастикой: издательствам всегда требовался рисунок очередного мутанта, дракона или гоблина. И Скреститель, как его прозвали охочие до шуточек коллеги, чтобы выдать на гора сотый вариант оборотня, сращивал на бумаге гиену с человеком: высчитывал длину позвонков, ширину лобных костей и уклон лица - только потом зажигал в глазах на холсте огонек ярости и жажды убийства. Иногда он переносил удачного монстра в лес, что шумел на стенах, но в компании нормальных зверей такой экземпляр смотрелся слишком одиноко, часто давил на художника тяжелым взглядом и скоро исчезал под слоями зеленой краски.
Исправно текли в кошелек гонорары, отдавались долги, росли сбережения. Художник обзавелся новомодной штуковиной - кредитной карточкой и полюбил вынимать деньги из соседнего банкомата среди рабочего дня.
Был ли он счастлив? Неизвестно. Наверное, он слишком пытался подражать богемному образу жизни - тщательно выдерживал свой облик, репетировал перед зеркалом жесты, коллекционировал в уме эффектные фразы. Но ему отчаянно не хватало той малости, того оттенка уверенности, что превращает эту мишуру в подлинный облик. Над ним не смеялись - он не лез вперед и не стремился прославиться, искупавшись на сцене в бочке с вином - его вежливо не замечали, ему безразлично улыбались и, когда Скреститель пытался завладеть вниманием публики, все внимательно слушали кого-то другого. Бесконечная погоня за славой выматывала художнику нервы, ссорила с близкими, отнимала здоровье и деньги.
Между тем книжное дело не стояло на месте: в даль светлую стали уходить походы в редакции с толстой папкой эскизов, длинное исполнение литографий и подделка под гравюры. Кисти и краски как-то очень быстро перестали интересовать тех людей, которым он сдавал работы. Они клали "материал" на стекло, прижимали крышкой, щелкали кнопкой - сканировали. Через минуту на экране появлялась та же картинка, которую ответственный за иллюстрацию тут же пытался изуродовать - удлинить вампиру клыки, а дракону вырастить на спине забор из шипов, на манер стегозавра. Тщетно пытался художник объяснить, что с такими клыками десны у вампира все лицо займут, а дракон отяжелеет и грохнется в первую пропасть, через которую не сможет перескочить. Когда редактор-живописец сам менял картинку, вульгарность закипала в нем наподобие вулканической лавы. Одними уговорами здесь бороться было бессмысленно.
Скреститель потратился на компьютер, правда, слабенький, обзавелся сканером, принтером и вообще всей возможной периферией. На это опять улетели почти все сбережения, но неожиданный кризис превратил расточительную покупку в мудрое капиталовложение. Образовавшийся перерыв между заказами Скреститель отдал учебе - надо было не только овладеть мастерством переноса обычного рисунка на ту сторону экрана, но научиться создавать его там с нуля. Тут же выяснилось множество любопытных деталей: все те слухи о чертежных возможностях электроники оказались чистой правдой и даже больше. Гравюры старых мастеров и груды анатомических набросков перестали быть ежеминутным справочником - машина исправно высчитывала толщину костей и длину шерстяного покрова. Скреститель стал делать "болванки", эскизы будущих зверолюдей только на экране, там было удобней искать эффектные позы и строить такие композиции, на которые не поднималась рука у самого испорченного редактора. Готовые работы сканировал, а оригиналы накапливал в архиве - кладовке, которую заполнил стеллажами и снабдил крошечным вентилятором.
