Фотографии выскользнули из папки и разлетелись по ступеням лестницы, ведущей в редакцию газеты «Нодон». Суджа, стуча каблучками, закрутилась волчком в попытке подхватить рассыпавшиеся черно-белые глянцевые снимки. Наконец она сгребла их и сунула обратно в папку. Пальцы дрожали, в теле кипел адреналин — время поджимало, и она могла опоздать на вечернюю планерку перед сдачей номера в печать.
Суджа развернулась и устремилась к входной двери, поймав прощальный отблеск тусклого зимнего солнца, скользнувшего за здание. В вестибюле девушка немного задержалась, чтобы показать именной бейдж охраннику — рябому парню в низко надвинутой на глаза шапке, который сидел, скрестив руки, возле кабинки рентгеновского сканера. Он что-то проворчал и впустил ее внутрь — им обоим было хорошо известно, что сканер не работает.
Поправив папку под мышкой, Суджа прошмыгнула в отдел новостей и остановилась как вкопанная, с трудом переводя дыхание. Главный редактор господин Мун с налитым яростью лицом стоял возле монтажных столов с макетами полос и, брызгая слюной, кричал на выпускающих редакторов, которые с выражением раскаяния толпились вокруг. Над их головами, словно облако недовольства, клубился сигаретный дым. Младшие редакторы и репортеры — безвестные мелкие сошки, склонившись над столами, таращились в мониторы, усердно изображая занятость. Отец Суджи, к ладони которого прилип навощенный обрезок бумаги с распечатанной колонкой текста, нервно поглядывал на часы, висевшие между портретами Дорогого Руководителя и Великого Вождя.
С макета первой полосы в одном месте удалили текст, и там зияла пустота. Должно быть, кто-то допустил серьезную ошибку, раз статью сняли в последний момент. Новостной редактор Лим и фоторедактор Роу спорили с Муном, а тот орал на них, настаивая на том, чтобы материал, несмотря ни на что, появился на первой полосе.
Суджа бочком подобралась к столу фоторедактора Роу и положила на столешницу папку с фотографиями. Когда она перевела взгляд на отца, тот вскинул брови.
— Что ты здесь делаешь? — тихо спросил он.
Девушка указала на папку, скрестила руки на груди и многозначительно посмотрела на незаконченный макет. На лице отца отразилась целая гамма чувств: это же надо, дочь настояла на том, чтобы в самый разгар учебного года он устроил ее в газету на место единственного стажера! Вот уж придумала!
Предоставив редакторам разбираться между собой, Ким подошел к столу фоторедактора Роу и прилепил колонку к поверхности столешницы, а потом опустился в кресло, когда-то принадлежавшее дяде Ху.
— Что произошло? — спросила у него Суджа.
— Материал поступил слишком поздно.
— Что за материал? — полюбопытствовала девушка, и на глаза ей упала прядь волос. Она рассеянно убрала ее за ухо.
Отец любил продумывать все заранее и терпеть не мог, когда что-то менялось в последний момент. Суджа бывала у него в редакции с четырех лет и много дней провела возле макетов готовящихся номеров, пока он покрывал воском оборотную сторону фотографий и прижимал их к большому листу. Отцу хотелось заранее знать количество слов в каждой статье, чтобы представлять себе блоки текста, прежде чем дело дойдет до выбора шрифта. Он учил Суджу воспринимать фотографии на странице как вспышки. Снимок был лишь частью большого целого, которым и являлась газета, подобно тому как каждый журналист был безликим винтиком в сложном механизме Центрального телеграфного агентства Кореи. Поэтому с самого начала представление Суджи о фотографиях оказалось неразрывно связано с пустыми местами, оставленными в макете. Снимки, которые для них предназначались, должны были стать частью общего замысла и заполнить собой бреши.
— Хм… — вздохнул отец. — Кукурузный вор сбежал из тюрьмы. Этот малый, Чин Ли Пак.
Суджа почувствовала, как кровь отлила от головы, и оперлась о стол, чтобы не упасть.
— Что?.. — прошептала она.
— Сукин сын сбежал из исправительно-трудового лагеря Ёдок. Как это ему только удалось? — Отец покачал головой. — После того позора, что он навлек на свою семью, этот сэки, ублюдок, бежит из тюрьмы, спасая собственную шкуру, и обрекает родных на вечный позор.
Ёдок был одним из наиболее надежно охраняемых объектов в северной части Хамгёндо — засушливой провинции, известной угольными шахтами, в которые отправляли работать самых закоренелых преступников и политических заключенных. Из Едока еще никто и никогда не возвращался.
