В феврале 1945 года Гонолулу представлял собой этакий гибрид Лос-Анджелеса в миниатюре и довоенного Шанхая, который потрясало окончание карнавала по поводу сельской ярмарки. Улицы допоздна переполняли мужчины в униформах всех цветов — белого, серого, темного, защитного. Они искали местечко, где могли бы почувствовать себя как дома, и не находили.
Мы ехали через город в джипе Эрика со стороны Перл-Харбора, мимо протянувшихся на целые мили магазинчиков подарков и забавных вещиц, баров и закусочных, турецких бань, фотоателье, заведений для любителей секса. "Сфотографируйтесь с гавайской девочкой"; "Центральный распределитель алкогольных напитков"; "Настоящие американские хот-доги; "Танцуйте у нас"; "За семью вуалями" — всего пять центов", — кричали вывески.
Все это я видел и раньше, здесь ничего не изменилось. Только год моего пребывания на фронтовых позициях сделал все это более привлекательным и городским. Но все же этому городу было далеко до Детройта.
— Где же выпивка, о которой ты говорил? — спросил я Эрика.
Движение перед нами временно застопорилось, автобус остановился у военно-морской пристани, чтобы посадить моряков. Эрик сердито насупился за рулем. Светловолосый мужчина лет тридцати, поджарый, с резвыми мальчишескими жестами подростка. С тех пор как я видел его в последний раз, его воротничок украсился двойными посеребренными полосками полного лейтенанта. Я заметил также, когда впервые столкнулся с ним в тот вечер в административном здании, что по выражению его глаз пока что нельзя определить, циник он или благоразумный человек.
Наконец автобус тронулся, выравниваясь, как полено в завале дров, и наш джип поплыл в середине возобновившегося потока движения.
— Ну, так как насчет выпивки, которую ты обещал?
— Попридержи коней, — отозвался Эрик. — Ты кто — отпетый алкаш, что ли?
— Я не принял ни грамма с тех пор, как отчалил с Гуама. А до того не прикасался к этому зелью целых три месяца. Похож я после этого на алкаша?
— Не очень. Но не беспокойся, этого добра найдется для тебя вдоволь.
— Разве не в шесть часов закрывается бар в "Гонолулу-Хауз"?
— Теоретически закрывается. Но мы все запаслись бутылками. Если выпивон прекратится в шесть, то на кой шут нам сдалась корабельная вечеринка?
"Гонолулу-Хауз" представлял собой пришедший в упадок большой особняк в восточной части города. Его построил в конце девятнадцатого столетия между горами и морем богатый плантатор в надежде на то, что его наследники будут жить в нем из поколения в поколение. Когда же он умер, то его сыновья и дочери перебрались на материк, и постепенно особняк превратился в клуб с неопределенным членским составом.
Трехэтажное сборное строение со всех сторон окружали широкие веранды. Когда мы подъехали к дому, то цветники, обрамлявшие его, уже укутывала дымка ранних сумерек.
Мы запарковали джип в глубине двора и направились в бар, располагавшийся в полуподвале. В узком помещении с кирпичными стенами протянулись до середины его длины два стола, уставленные бутылками виски. Мы нашли пару незанятых стульев, и я сел на один из них, а Эрик отправился в бар за льдом. Но не дойдя до цели, он присоединился к группе, стоявшей у двери. Там были невысокая смуглая девушка с вьющимися черными волосами, морской офицер с каштановыми усами и с бородой немного посветлее, чем у знаменитого священника Вэндайка, грузный мужчина со значком военного корреспондента на груди и блондинка, стоявшая лицом ко мне, довольно высокая — пяти футов семи дюймов. Едва увидев ее, я почувствовал, будто зал завертелся вокруг нее, как блестящее колесо.
Эрик склонился над смуглой девушкой и не проявлял никакого намерения оторваться от нее. Я встал, подошел к группе, и Эрик представил меня. Бородач оказался доктором Саво, хирургом с эсминца Эрика. Брюнетка с энергичным дерзким лицом — Сью Шолто. Военного корреспондента звали Джин Хэлфорд. Его тяжелые челюсти и наполовину облысевшая голова потемнели от загара так сильно, как это может случиться только в тропиках.
— Ты слышал о мистере Хэлфорде, — пояснил Эрик. — Он пишет для двух журналов и девяноста семи газет, не так ли, Джин?
Я о нем ничего не слышал, но любезно соврал, что конечно же слышал.
— Сэм когда-то тоже занимался журналистикой в Детройте.
— В самом деле? — воскликнул Хэлфорд. Мне не понравились несколько покровительственные нотки в его голосе, а также то, что его левое плечо прислонилось к правому плечу блондинки, наподобие знака "занято".
Ее звали Мэри Томпсон. Их плечи разомкнулись, когда она изменила позу, чтобы подать мне руку. Когда она улыбнулась, ее глаза, прежде голубые, стали казаться аквамариновыми.
— Рада познакомиться с вами, мистер Дрейк.
Высокая блондинка, но не того типа, как те женщины, которые питаются кукурузой. У нее была стройная и подтянутая фигура, настолько складная, что девушка не казалась крупной. На лице отражалось загадочное сочетание того, что мне нравилось, и того, что я не понимал. Я гадал, как мне отнестись к этому. Мужчина, подобный Хэлфорду, обласканный вниманием миллиона читателей, хотя ему за сорок и он начал лысеть, обладает обаянием. Джин Хэлфорд посматривал на нее так, как будто знал об этом.
