Баллада об ушедших на задание. Дот
Авторы: Игорь Алексеевич Акимов
Жанр: О войне
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 128 страниц. Год издания книги - 1974.
В книге две повести: «Дот» и «Баллада об ушедших на задание». Обе повести рассказывают о героических подвигах советских воинов во время Великой Отечественной войны. Динамичный, захватывающий сюжет раскрывает характеры солдат и офицеров, их высокие нравственные идеалы, которые помогали им выстоять в самую трудную минуту.
Читать онлайн Баллада об ушедших на задание. Дот
ДОТ
1
В начале пограничников было семнадцать. Политрук привел их на этот пригорок в девятом часу утра - поредевший, обескровленный после предрассветных схваток взвод, чтобы сделать последнее и самое целесообразное из всего, что они могли: держать шоссе. У них было два ручных пулемета, да еще у Тимофея снайперская токаревская самозарядка; остальные имели трехлинейки - безотказное и привычное оружие, на которое было бы грех жаловаться, да только за это утро пограничники успели узнать, как она нерасторопна в современном ближнем бою Укрываясь за танками и бронетранспортерами, немцы почти без потерь подбирались к нашим окопам и блокгаузам, и вот, когда оставалось не больше ста метров, в дело вступали «шмайссеры». На таком расстоянии версия о малой убойной силе шмайссеровской пули теряла смысл, а патронов немцы не жалели, и когда почти в упор из десятков стволов брызгали белые струи, и кипела на неслежавшихся брустверах земля, и бревна топорщились колкой щепой, - это было невыносимо.
Еще у пограничников было три противотанковые гранаты. И хотя политрук сказал: «Три гранаты - для трех танков», - и поручил выполнить это двум лучшим гранатометчикам заставы, никто не обольщался на этот счет. Ведь они с рассвета не выходили из боя и уже успели узнать, сколько нужно мужества, ловкости и умения, чтобы уничтожить хотя бы один танк.
Так и случилось. Первым должен был бросать Кеша Дорофеев. На полигоне он это делал артистично; казалось, завяжи ему глаза - и все равно гранаты будут ложиться точно в ровик. Но когда ты замер в кювете, а раскаленная земля под тобой ходуном ходит и курится пылью, а ты лежишь незащищенный, весь на виду, оглушаемый надвигающимся грохотом дизелей и гусениц, опустошенный страхом, который подсказывает тебе спасительное бездействие, и ты вдруг осознаешь до конца, что если не ты, то тебя, и что тебе отпущена лишь одна-единственная попытка, - куда в такие мгновения деваются и тренированный глазомер, и отработанный бросок. Последние секунды ожидания сдирают с тебя наносное и придуманное. Остается твоя сущность. И гранату ты берешь, словно впервые в жизни, и кидаешь, словно впервые в жизни, - без сноровки, одним только сердцем…
Второй бой - если тебе так повезет, что ты до него доживешь, - может отличаться от первого по сюжету, но арсенал чувств будет тот же. Впрочем, это будет лишь тень пережитых однажды чувств.
У Кеши хватило выдержки. Он подпустил головной танк на двадцать пять метров, это была верная дистанция, но бросок получился слабый. И граната не разорвалась сразу. Чуть подпрыгнув при ударе об асфальт, она перевернулась в воздухе и покатилась по дуге под днище танка. Водитель оказался расторопным малым. То ли сразу почуял недоброе, то ли просто такой была его первая реакция, но каким-то чудом он успел сдать назад (причем автоматчиков при внезапной остановке всех до единого буквально смело с брони), и граната, бесполезно лопнув смрадным толовым чадом, лишь взломала асфальт. И теперь представлялось странным, что силой, способной всего лишь взбугрить эти корявые, похожие на хлебную корку серые пласты, собирались остановить и даже уничтожить огромное, целеустремленное стальное чудище.
Танковый пулемет, словно киркой, вспорол разрывными пулями обе кромки кювета; подхватились автоматчики, готовые вмешаться. Только не успели. С пригорка нестройно ударили винтовки. Пули пограничников были точны. Лишь двое автоматчиков уцелели, прикрытые корпусом танка.
Залп отвлек на миг внимание немцев; Кеша, видать, почувствовал это, понял - второго случая не будет, - и поднялся… Что он при этом успел подумать? что в нем успело перестроиться за те мгновения, пока над головой тупо вбивало в податливую землю и порошило сухим в глаза, которые нельзя было закрывать - ведь это же бой, ведь этот резкий солнечный свет и эта земля, забившая угол рта и прыгающая перед самыми глазами, последнее, что суждено тебе увидеть в твоей иссякающей, уже перечеркнутой жизни…
Кеша встал во весь рост, удобно замахнулся и уверенно швырнул свою последнюю гранату точно в цель.
Спрятаться второй раз ему не дали. Пули догнали его, он сел на заднюю кромку кювета, весь прямой, странно вытянувшийся вверх, и так сидел какое-то время, а потом опрокинулся на спину, в пыльную полынь, только ноги в кювет свисали; но немцы все не верили ему, месили и рвали свинцом то, что еще недавно было Кешей Дорофеевым, а сейчас металось и вздрагивало при каждом ударе, уже почти неразличимое в облаке поднятой пулями пыли.
А всего-то, что он добился, - это сорвал гусеницу с головной машины.
Зато удачливей был Карен Меликян. От его гранаты полыхнул мотор второго танка, и еще не все танкисты успели выбраться на броню, как внутри стали рваться снаряды. Танк шатало, он кряхтел, будто живой, крепился из последних сил, чтоб не развалиться здесь же, посреди дороги, грудой броневых листов, и все бросились от него в стороны - подальше от греха.
Политрук не надеялся остановить врага: перевес был слишком огромен, а с танками и вовсе нечем было бороться. И даже так не ставил задачу политрук: задержать врага на два часа или на час. Нет! Просто задержать. Хоть на сколько-нибудь! Насколько хватит их жизней…
