Лариса Смирнова
БАГРОВЫЕ ПЯТНА
- Ивин, почему ты уходишь из института? Ты молод и уже известен, а ваш институт - солидная фирма. Что случилось?
- Ничего особенного. Просто повздорил с шефом. Расхождения во взглядах на изучаемый предмет.
- Чем же ты намерен заняться дальше? Если, конечно, не секрет?
- Тем, чего не захотел понять мой шеф.
- Ну, и в каком учреждении?
- Ни в каком.
- Что же, дома?.. Один? Не смешно ли?
- Не смешно. У меня есть единомышленник - Владимир Крошечкин.
- Понятно. Выходит, ты - против коллективизма в науке.
- Нисколько. Но не надо забывать, что всякий коллектив несет в своей природе как совместные, так и междоусобные действия. Это своеобразное "броуновское" движение внутри коллектива может стать и единственным видом движения в нем.
- Ну, и все-таки: какие же это идеи тебя замучили, коль ты бросаешь Институт Синтеза Материалов Электроники? Может, объяснишь?
- Попытаюсь. Электроника развивается по пути уменьшения размеров элементной базы. При этом ее элементы должны обладать высокой информативной емкостью, регистрировать большую по объему информацию на малом объеме вещества. Мы, материаловеды, как раз и пытаемся создавать такие материалы. Вероятно, ты знаешь, что сначала в электронике элементной базой была электронная лампа. Потом - неорганический кристалл, затем - кристаллический твердый раствор, далее пошли органические кристаллы. Как видно, сама смена материалов подсказывает: если хочешь получить высокую удельную информационную емкость, - усложни структуру вещества. По-моему, ясно, куда я клоню.
- Ясно, - приятель иронично поглядел на Ивина, - но не очень. Ну, пока.
- Пока. А я думал, ты всерьез интересуешься моей судьбой, - и Ивин не менее иронично поглядел вслед приятелю.
Багровые пятна ярко цвели на белом песке. Крови было много. Труп зиял ранами, и зрелище было мерзким, потому что с головы вместе с длинными светлыми волосами свешивался кровавый мешочек скальпа. На открытых вытаращенных глазах мертвой застыли потоки крови, отчего глаза казались муляжными. Рядом, на огромном валуне, трепыхался на ветру белый в горошек платочек. День угасал. Речонка торопилась, бежала, подпрыгивала и булькала звонким голосом. Дальше, дальше мимо этого места, в тайгу.
Ночью над речонкой и над лугом взошла луна. Она была зеленоватой, и от этого высокие сочные травы на другом берегу казались голубыми. Платочек белел. И только валун был серым. Совсем серым и тупым.
Труп лежал все так же на спине, И, если б заглянуть ему в лицо, покойница во все глаза уставилась бы вам в зрачки. И кто-то в самом деле ночью подходил и взглядывал в ее муляжные глаза, а потом, много позже, стремглав мчался по тайге, и корявые ветки драли на нем одежду, хлестали по лицу и хватали за ворот. Впотьмах никто не видел его глаз, и это было кстати. Кстати и то, что косоворотка на нем была шелковая, праздничная. Красная она.
Утром вокруг погибшей собирался народ: с хуторка, что на том берегу, и из ближней деревеньки, охотницкой. И пристав приехал. Он потребовал к себе тех, кто что-нибудь знал про случившееся. И оказалось, что все, кто тут мог поблизости находиться, видели всю сцену убийства от начала до конца.
Первой давала показания хозяйка хуторка.
- Да медведь ее задрал, барин... Я сама все видала! Дом ихний - рядом с нашим. Никовы им фамилия. Оно и не впервой у нас такое: бывало, пето убогое выдастся, вот медведь и лютует. Три лета назад, эвон, Прова как убил!.. Эдак же, досмерти. И дочиста всего изодрал.
- Ты, свидетельница, не отвлекайся, а говори мне, что видала.
- Ну, значится, так: слышу, орет бабий голос. От Никовых вроде. Я - на крыльцо. Гляжу, бегает вокруг их дома Виринея. А за нею медведь... Огромадный! Я обомлела и дыхнуть не могу. Ну, это, Виринея забежала в избу, а медведь за нею. Тем же ходом. Гляжу, Виринея вылазит в окно, торопко эдак. И опять же медведь за нею. Обезумела тут баба и ну бежать к речке. А речонка у нас мелконька! Перебежала она ее, тут он и настиг молодку, да сзади лапой-то хвать! Так все и сгреб с головы! Да-а, барин, медведь как начнет озоровать, тогда уж индо косточки трещат, вон как коровушек наших наладится трепать - так и клочки в стороны.
- Ты все сказала? Больше ничего не видела?
- Истинный крест, барин, все. А чего же еще? Померла она тут, и все.
- Что же ты к ней не подошла?
- Да я, барин, пужливая, всего боюсь. А Мужиков на хуторе не было, одни бабы да ребятишки.
- Куда же медведь делся?
- Куды ж ему деться? В лес ушел.
Костлявый мужик сказал следующее:
- Точно так все, барин, было, как Пелагея сказывала. Все правда. Начала не видал, врать не стану, а конец - все так, барин. Я и ружжо сдернуть не успел, да и что мое ружжо? Все одно - дробью было заряжено. А на медведя пулю надо отливать. Да, скрутил он несчастную бабу, жалко... Красивая была баба. Высокая... Гожая, одним словом.
- Что ж ты к покойной не подошел?
- Я, барин, подходил, да мертвая она уже была. А что трогать ее не стал, так знал - заругаете. Нельзя до вас трогать-то.
Пристав заважничал и ус закрутил:
- Хм! Известно, нельзя. Потому - наша наука тонкая.
