В связи с воздухом возникает философическая проблема зависимости.
Ни к чему нельзя привыкать, ни от чего нельзя зависеть, ни к чему нельзя привязываться. Ни к чему и ни к кому. Ни к существам, ни к веществам.
Это обсуждают все, все, все. Тема для дискуссии номер раз.
По итогам этих обсуждений, не только конопля, но и ЛСД выходят лучше чая и кофе. Потому что не вызывают привыкания. А чай и кофе — вызывают, так же как водка и героин. Кофейные зерна и обманчиво легкие чайные листочки — бух! — чугунными гирьками брякаются на старомодные аптекарские весы, где балансирует энергетика организма. Попробуйте лишите организм утренней чашки чая или кофе — он просто не сможет функционировать.
Поэтому те, кто поставил себе целью как можно полнее освободиться от всех зависимостей, приучают себя пить простую теплую воду, маленькими глотками. Кипяточек. Как в годы военного коммунизма баловались кипяточком.
Это наверняка полезно для организма как для физического тела. Физическое тело приспосабливается жить без стимуляторов — и ничего, живет. Хуже с психическим телом. Потому что вдруг понимаешь, что попал в еще худшую зависимость — от этого самого кипяточка. От воды. Как Саид в пустыне — страшно же. Просто-напросто страшно.
Самая страшная, непреодолимая зависимость — от воздуха.
Все лучшее в жизни связано с воздухом. Вернее так: наличие воздуха отличает очень хорошие вещи в ряду однородных вещей.
Сравните.
Горький как правда эспрессо — и нежнейший капучино, на две трети состоящий из пены, то есть из структурированного воздуха.
Скучные прямые юбки канцелярских служащих — и воздушные юбочки танцовщиц и просто прелестниц.
Жирное кипяченое молоко, мерзость и ужас нашего детства — и упоительный молочный коктейль, того же детства отрада. Хоть за десять копеек, хоть за пять долларов, воздух, воздух.
То же самое со сливками. Опять-таки: склизкий яичный белок — и он же, но взбитый для омлета или безе.
(Знакомый рассказал по телефону анекдот. "Мужик приходит в магазин.
— Девушка, скажите, что это у вас такое на полке — белое, воздушное, такое все неземное?..
— Это? Да это безе.
— А-а. Ну, дайте, пожалуйста, две бутылки водки".
Дал понять, что это о нем анекдот. В смысле, что он — безе. В общем, да. Все мы безе в каком-то смысле. И все мы любим выбрать две бутылки водки.
Ну да ладно.)
Что дальше?
Плотная текстура академических полотен — и полные воздуха картины импрессионистов.
Резиновые кишочки — и летающие шары.
Тощее солдатское одеяло — и пушистый плед.
Краткий доклад — и неспешное повествование.
Просто шоколад — и пористый шоколад. Допустим, пористый шоколад «Слава».
Теснота — и простор.
Суетня «командировочных» или, того пуще, туристов-экскурсантов — и великолепная, ничем не регламентированная праздность свободных путешественников.
Переговоры или любой разговор с дальней и деловой целью — и беседа у камелька. Или просто обмен несколькими фразами, случайный, ни к чему не обязывающий, неповторимый… Какие-то из этих примеров покажутся претенциозными, какие-то — случайными, какие-то примитивными, но это совершенно не важно.
Легко вывести определение роскоши: роскошь — это то, что способно притягивать воздух и задерживать в себе воздух, пожалуй так. Элементы бесполезности, эфемерности. Все верно.
Сам по себе воздух бывает разным на вкус, и изощренные гурманы умеют им лакомиться.
Например, если в сауне дышать ртом — воздух сладкий и душистый, как ветерок со стороны пекарни.
Москва, как известно, порт пяти морей. Или даже семи. Разницы, увы, нет. Потому что горькая правда состоит в том, что моря в Москве нет вовсе.
Зимой об этом как-то не думаешь. Но летом — коротким, оглушительно жарким московским летом — эта недостаточность, обделенность великого города чувствуется необыкновенно остро.
Я не о купании говорю. Купаться-то и загорать в общем есть где: Серебряный бор, Коломенское, пляж в Строгино, Воронцовский парк, Царицыно, Останкино, Борисовские пруды… Можно еще долго перечислять. Кроме того, в каждом районе имеется водоем, известный только местным жителям, — обычно безымянный или именуемый аборигенами как-нибудь типа "пруд у прачечной". На три летних месяца эти лужи становятся настоящими центрами жизни. Здесь гуляют с колясочками, загорают на прихваченных из дома покрывалах, устраивают трогательные в своем убожестве пикники, сидят с удочками, купают собак, а некоторые и сами рискуют влезть в мутные глинистые воды, приговаривая, что микроб от грязи дохнет и зараза к заразе не пристает.