— Маша-а-а! Машка-а-а! — Это Катька Свиридова, — подсказал Маше отчетливый шепот, но она уже сама узнала голос Свиридовой и остановилась. Свиридова улыбалась, отдуваясь после пробежки. Она была бледной и так похудела, что торчали коленки над белыми гольфами. Наверное, не поправилась до конца, и Машу это внезапно рассердило: могла бы полежать еще недельку, но нет, ей обязательно нужно на репетицию. Тоже мне, Джульетта! — Как наши ребята? — спросила Катя, — Как Вадим Киселев? — шепотом перевел автофон ее потаенную мысль. — Нормально, — ответила Маша после паузы. С тех пор как она получила автофон, приходилось каждую секунду быть настороже: ведь она слышала и слова и мысли, а отвечать нужно было только на слова. Они дошли до перекрестка и остановились. — Светофор, наверное, испортился. Слишком долго горит красный, — шепотом доложил автофон Катину мысль, «Торопится, — подумала Маша, — соскучилась… А нос острый и глазки маленькие. Что только Вадим в ней нашел? Читает много? Так и я читаю». Светофор был исправен. Красный свет сменился желтым, затем загорелся зеленый. Они перешли улицу. — Сегодня все придут? — спросила Катя. И без автофона Маша понимала, что интересует ее опять же только Вадим. Раздражение стало еще сильнее. От автофона она знала, что сама Вадима нисколечко не интересует, и это было особенно обидно и, как ей казалось, несправедливо. Она понимала, что бессильна что-либо изменить, но смириться с этим не могла. Зная, что краснеет, когда говорит неправду, она подошла ближе к витрине булочной, наклонилась и, будто поправляя ремешок босоножки, сказала, стараясь, чтобы голос прозвучал безразлично: — А разве тебе не звонила Кузя? Сегодня репетиции не будет. Маша вдруг почувствовала, что автофон выскользнул из нагрудного кармашка кофточки, но подхватить его уже не успела. Он негромко звякнул об асфальт. Это было ужасно. Маша встала на колени, поддела непослушную пластинку ногтями, потерла о юбку и торопливо осмотрела с обеих сторон. С виду автофон казался целым. Она с облегчением вздохнула и поднялась. Катя все еще стояла рядом. Глаза ее блестели. — Значит, идти нет смысла? — спросила она негромко. — Это даже хорошо. У меня тысяча дел! Это было вранье и еще раз вранье, Маша могла в этом поклясться, но автофон почему-то молчал.
* * *
Автофон директор держал в руках впервые, хотя прежде видел фотографии в отчетах. Розовая керамическая медалька. Легкая, почти невесомая… И такая страшная! Будь его, директора, воля, изобретатель мог бы долго еще объяснять, что автофон — это просто усилитель. Что человек все чувствует сам, а память его хранит всю информацию буквально с первых часов появления на свет — все, что когда-либо видел, слышал, читал. Все до слова, до буквы, звука! Автофон лишь усиливает неясные ощущения и бессвязные воспоминания, превращает их в точную информацию. Словом, помогает человеку полностью овладеть тем, что ему и так принадлежит. Может, это и верно. Но лишь отчасти, думал директор, слушая доводы Короткова. Хорошо, конечно, иметь при себе что-то вроде карманной энциклопедии, готовой при любом затруднении дать точный, взвешенный совет. И если бы возможности автофона только этим ограничивались, директор пожал бы изобретателю Короткову руку и дал бы на эту тему любые деньги, даже оторвал бы их от своих собственных исследований. Но возможности изобретения были гораздо шире. Автофон усиливал и чужие мысли. Да, именно так! Директор не хотел, чтобы кто-то копался в его мыслях, и не хотел знать чужие. И дело даже не в том, что ему было, что скрывать. Нельзя отнять у человека право выбора между тем, что говорить и что умалчивать. Нельзя полностью обнажать его мысли. Ведь определенная и необходимая закрытость часть того, что делает человека человеком. И даже будь все люди абсолютно чисты, директор был бы против того, чтобы автофон появился не свет. Но исход споров с изобретателем Коротковым уже решил заказ Космоцентра и заверение его представителей, что использоваться автофоны будут в космосе и только в космосе, причем за этим будет установлен специальный контроль, исключающий любые злоупотребления. Этот разговор состоялся вскоре после того, как при посадке на космодроме в Теплом разбился Волощенко. Автопилот корабля вышел из строя, и космонавт изо всех сил спешил вручную сдвинуть рычаг управления, забыв, что его по-прежнему держит автомат. И некому было напомнить, что нужно переключить управление с автоматики на ручной режим, а когда он об этом вспомнил, времени уже не оставалось… Директор хорошо знал Волощенко. Перед тем как уйти в отряд космонавтов, тот работал у него в лаборатории. — И куда его? — спросил он, подбросив автофон на ладони. — В карман или на шею? — Если шея не очень длинная — можно в нагрудный карман, — пошутил Коротков. Он произнес это скороговоркой, и директор подумал, что они беседуют с изобретателем уже минут пятнадцать. Поколебавшись, он поднес автофон к уху и услышал размеренный шепот: — Как бы сказать повежливей?.. Вот незадача, там люди в коридоре ждут, а я тут треплюсь… Да он же все слышит!.. — Действительно, работает, — сказал директор. — Не смущайтесь, я не обижусь. Дела есть дела. Все ведь уже решено. Один вопрос. Я вас вызвал, чтобы узнать: испытания начались? Коротков кивнул. — Сегодня второй день. Директор не знал, кто первый придумал испытать восемнадцать готовых автофонов на детях. Об этом заговорили сразу все. Дети физически активнее взрослых! У них очень подвижная психика! Гейзеры эмоций, и никаких стрессов! Двойная система кровоснабжения сердца! Месяц испытаний заменит год проверки даже в космосе! Дети-испытатели «в квадрате»!.. Директор сдался лишь после того, как ученый совет проголосовал за. Но месяц все же не дал. Неделю — и ни часа больше. И вот уже второй день восемнадцать девчонок и мальчишек — дети сотрудников института — испытывали автофоны. И второй день автофоны испытывали их.
![Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/fc/fc39a5abae6443457fe1ac7d2fcc954d4e486557.jpg)
