Препонам наперерез
Автобус скакал как бес.
По улицам, уже сноски,
Как бес оголтелый несся
И трясся, как зал, на бис
Зовущий, – и мы тряслись —
Как бесы. Видал крупу
Под краном? И врозь, и вкупе —
Горох, говорю, в супу
Кипящем! Как зёрна в ступе,
Как вербный плясун – в спирту,
Как зубы в ознобном рту!
Кто – чем тряслись: от трясни
Такой – обернувшись люстрой:
Стеклярусом и костьми —
Старушка, девица – бюстом
И бусами, мать – грудным
Ребенком, грудной – одним
Упитанным местом. Всех
Трясло нас, как скрипку – трелью!
От тряса рождался – смех,
От смеху того – веселье
Безбожно-трясомых груш:
В младенчество впавших душ.
Я – в юность: в души восторг!
В девичество – в жар тот щёчный:
В девчончество, в зубный свёрк
Мальчишества, словом
– точно
Не за город тот дударь
Нас мчал – а за календарь.
От смеха рождалась лень
И немощь. Стоять не в силах,
Я в спутнический ремень
Товарищески вцепилась.
Хоть косо, а напрямик —
Автобус скакал, как бык
Встречь красному полушалку.
Как бык ошалелый, мчался,
Пока, описавши крюк
Крутой, не вкопался вдруг.
...И лежит, как ей повелено —
С долами и взгорьями.
Господи, как было зелено,
Голубо, лазорево!
Отошла январским оловом
Жизнь с ее обидами.
Господи, как было молодо,
Зелено, невиданно!
Каждою жилою – как по желобу —
Влажный, тревожный, зеленый шум.
Зелень земли ударяла в голову,
Освобождала ее от дум.
Каждою жилою – как по желобу —
Влажный, валежный, зеленый дым.
Зелень земли ударяла в голову,
Переполняла ее – полным!
Переполняла теплом и щебетом —
Так, что из двух ее половин
Можно бы пьянствовать, как из черепа
Вражьего – пьянствовал славянин.
Каждый росток – что зеленый розан,
Весь окоём – изумрудный сплав.
Зелень земли ударяла в ноздри
Нюхом – так буйвол не чует трав!
И, упразднив малахит и яхонт:
Каждый росток – животворный шприц
В oкo: – так сокол не видит пахот!
В ухо: – так узник не слышит птиц!
Позеленевшим, прозревшим глазом
Вижу, что счастье, а не напасть,
И не безумье, а высший разум,
С трона сшед – на четвереньки пасть...
Пасть и пастись, зарываясь носом
В траву – да был совершенно здрав
Тот государь Навуходоносор —
Землю рыв, стебли ев, траву жрав —
Царь травоядный, четвероногий,
Злаколюбивый Жан-Жаков брат...
Зелень земли ударяла в ноги —
Бегом – донес бы до самых врат
Неба...
– Все соки вобрав, все токи,
Вооруженная, как герой...
– Зелень земли ударяла в щеки
И оборачивалась – зарей!
Боже, в тот час, под вишней —
С разумом – что – моим,
Вишенный цвет помнившей
Цветом лица – своим!
Лучше бы мне – под башней
Стать, не смешить юнца,
Вишенный цвет принявши
За своего лица —
Цвет...
“Седины”? Но яблоня – тоже
Седая, и сед под ней —
Младенец...
Всей твари Божьей
(Есть рифма: бедней – родней) —
От лютика до кобылы —
Роднее сестры была!
Я в руки, как в рог, трубила!
Я, кажется, прыгала?
Так веселятся на карусели
Старшие возрасты без стыда:
Чувствую: явственно порусели
Волосы: проседи – ни следа!
Зазеленевшею хворостиной
Спутника я, как гуся, гнала.
Спутника белая парусина
Прямо-таки – паруса была!
По зеленям, где земля смеялась, —
Прежде была – океана дном! —
На парусах тех душа сбиралась
Плыть – океана за окоём!
(Как топорщился и как покоился
В юной зелени – твой белый холст!)
Спутник в белом был – и тонок в поясе,
Тонок в поясе, а сердцем – толст!
Не разведенная чувством меры —
Вера! Аврора! Души – лазурь!
Дура – душа, на какое Перу
Не уступалось – души за дурь?
Отяжелевшего без причины
Спутника я, как дитя, вела.
Спутницы смелая паутина
Прямо-таки – красота была!
И вдруг – огромной рамой
К живому чуду – Аз—
Подписанному – мрамор:
Ворота: даль и глаз
Сводящие. (В сей рамке
Останусь вся – везде.)
He к ферме и не к замку,
А сами по себе —
Ворота... Львиной пастью
Пускающие – свет.
– Куда ворота? – В счастье,
Конечно! – был ответ
(Двойной)...
Счастье? Но это же там, – на Севере —
Где-то – когда-то – простыл и след!
Счастье? Его я искал в клевере,
На четвереньках! четырех лет!
Четырехлистником! В полной спорности:
Три ли? Четыре ли? Полтора?
Счастье? Но им же – коровы кормятся
И развлекается детвора
Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж – ногами топчется,
А не воротами предстоит!
Потом была колода —
Колодца. Басня – та:
Поток воды холодной
Колодезной – у рта —
И мимо. Было мало
Ей рта, как моря – мне,
И всё не попадала
Вода – как в странном сне,
Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зём.
И мимо проходила
Вода, как жизни – сон...
И, утеревши щеки,
Колодцу: – Знаю, друг,
Что сильные потоки —
Сверх рта и мимо pyк
Идут!..
* * *
И какое-то дерево облаком целым —
– Сновиденный, на нас устремленный обвал...
“Как цветная капуста под соусом белым!” —
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.
Этим словом – гуда громовее, чем громом
Пораженная, прямо сраженная в грудь:
– С мародером, с вором, но не дай с гастрономом,
Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!
Мародер оберет – но лица не заденет,
Живодер обдерет – но душа отлетит.
Гастроном ковырнет – отщипнет – и оценит —
И отставит, на дальше храня аппетит.
Мои кольца – не я: вместе с пальцами скину!
Моя кожа – не я: получай на фасон!
Гастроному же – мозг подавай, сердцевину
Сердца, трепет живья, истязания стон.
Мародер отойдет, унося по карманам —
Кольца, цепи – и крест с отдышавшей груди.