Автобиография Лидии Чуковской
Я родилась в Петербурге 11/24 марта 1907 года. Через пять лет наша семья переселилась в Куоккалу, дачную местность в тогдашней Финляндии. До 1917 года мы жили там постоянно, зиму и лето. Другом моего отца стал знаменитый художник Илья Ефимович Репин, тоже постоянно живший в Куоккале. К Илье Ефимовичу по средам, а к моему отцу по воскресеньям приезжали из Петербурга художники, писатели, актеры, поэты, историки литературы и публицисты. Девочкой я встречала у нас в доме Шаляпина, Маяковского, Н. Евреинова, Леонида Андреева, Владимира Короленко.
После февральской революции 1917 года семья переселилась в Петербург. Сначала меня отдали учиться в частную женскую гимназию Таганцевой; позднее, когда в советских школах началось совместное обучение, в 15-ю единую трудовую школу, то есть в бывшее (мужское) Тенишевское училище. Окончив его в 1924 году, я поступила на Словесное Отделение Государственных Курсов при Институте Истории Искусств и одновременно - на Курсы стенографии. Отец мой в двадцатые годы работал в издательстве "Всемирная Литература", в студии "Дома Искусств", в "Доме Литераторов", в редакции журнала "Русский Современник" и во многих просветительных учереждениях того времени: таким образом, и тут, в Петрограде-Ленинграде, мне случалось постоянно встречаться со знаменитыми людьми: в отрочестве и в юности посчастливилось видеть и слышать Александра Блока, Н. Гумилева, Анну Ахматову, О. Мандельштама, Владислава Ходасевича, Ю. Н. Тынянова, М. Горького, а также молодых "Серапионовых братьев": М. Зощенко, В. Каверина, М. Слонимского, Льва Лунца.
Летом 1926 года, студенткой второго курса, я была арестована. Мне вменялось в вину составление одной антисоветской листовки. Повод заподозрить себя я подала, хотя на самом деле никакого касательства к этой листовке не имела. Приговор: три года административной ссылки в Саратов, однако благодаря заступничеству моего отца я пробыла в Саратове всего одиннадцать месяцев.
В 1928 году я поступила на работу в Ленинградское Отделение Детиздата, главою которого был в то время С. Я. Маршак - поэт, редактор, переводчик.
В 1929-м я вышла замуж за Ц. С. Вольпе, историка литературы; в 1931-м родила дочь Елену, в 1933-м разошлась с Ц. С. и через некоторое время вышла замуж за М. П. Бронштейна - физика-теоретика, сотрудника Физико-технического Института, доцента Ленинградского Университета, автора многих научных трудов, вскоре получившего степень доктора. Кроме чисто научной деятельности М. П. Бронштейн занимался и популяризацией науки.
Вскоре после убийства Кирова, в начале 1935 года, меня вызвали в "органы" и потребовали чтобы я, в уплату за досрочное освобождение из ссылки, сделалась сотрудницей НКВД. Несмотря на длительный допрос, брань, угрозы, мне удалось устоять: меня не били.
В августе 1937 года арестован М. П. Бронштейн. В сентябре - арестованы мои близкие друзья, члены редакции Маршака, а кто не арестован, тот, как и я, уволен. За Бронштейна вступились крупные ученые того времени - И. Е. Тамм, В. А. Фок, Л. И. Мандельштам, С. И. Вавилов, А. Ф. Иоффе, а также литераторы: Маршак и Чуковский. Однако все усилия не только помочь Бронштейну, но хоть что-нибудь разузнать о его судьбе успехом не увенчались.
Осенью 1938 года я начала часто встречаться с Анной Андреевной Ахматовой. Колеблясь между страхом обыска и необходимостью записывать каждое ее слово, я начала вести дневник наших встреч. Разговоры я записывала, стихи, творимые ею, запоминала наизусть (в том числе "Реквием").
Зимою 39/40 года по свежим следам событий я написала повесть "Софья Петровна". Единственный экземпляр сохранили, с риском для жизни, мои друзья. В 1965 году повесть с большими искажениями вышла в свет в Париже, в 1966-м (почти без искажений) - в США. Она переведена на многие языки мира, но в Советском Союзе ее не публиковали. Только теперь (сентябрь 1987) появилась надежда, что повесть будет, наконец, напечатана на родине.
Во второй моей повести "Спуск под воду", написанной в 1951-1957 годах, рассказывается о "борьбе с космополитизмом" (то есть об организованной властью вспышке антисемитизма), а также снова о терроре 30-х годов. Повесть тоже вышла только на Западе, а в Советском Союзе - нет.
В 1940 году мне удалось добиться свидания с начальником КГБ Ленинградской области, ставленником Берии, Гоглидзе. Он подтвердил мои предположения, что М. П. Бронштейн погиб.
...Война застала меня в Москве после трудной медицинской операции. Сперва я была эвакуирована с дочерью и племянником в Чистополь, а оттуда перебралась в Ташкент, где прожила до осени 1943 года. В Ташкенте поступила на службу во Дворец Пионеров (вела литературный кружок и занималась редактированием); а "по общественной линии" работала в Комиссии помощи эвакуированным детям.
Осенью 1943 года я приехала в Москву, куда ранее уже вернулись мои родители. После прорыва блокады, летом 1944-го, я сделала попытку воротиться в Ленинград. Там квартира моя оказалась противозаконно занята, однако, едва я попробовала добиться справедливости, "органы" дали понять, что жить в Лениграде мне всё равно разрешено не будет.