Генрих Далидович
Августовские ливни
________________________________________________
Источник: Далидович Г. Десятый класс: Рассказы и повести: Для ст. шк. возраста/Авториз. пер. с белорус. М. Немкевич и А. Чесноковой; Худож. Л. Н. Гончарова. — Мн.: Юнацтва, 1990. — 288 с., [5] л. ил., портр. — (Б‑ка юношества).
________________________________________________
Утро выдалось сухое, без росы, темное и тихое; в синеватой мгле затаились деревянные домики пригорода, лес; хмурилось, тяжелело, все ниже становилось серое небо. Когда вокруг посветлело от несильного солнечного света, что с трудом пробился сквозь тучи, потянуло свежестью, видно было, что скоро пойдет дождь. Ненужного сейчас дождя не ждали, не хотели, еще не настала для него пора. Сейчас должно бы хорошо греть солнце, синеть небо, дуть сухой, свежий ветер. Все это нужно было потому, что второй день как в области началась жатва.
Алена Петровна поднялась рано и, увидев, что собирается дождь, заволновалась. Боялась за молодой хлеб, который мог пропасть. Она не стала ждать дождя в городе, вызвала по телефону своего шофера, села в «газик» и поехала в район. Не успела и позавтракать, выпила только стакан холодного молока, взяла бутерброды, которые — пока она собиралась в путь — приготовила дочка.
Шоферу велела ехать в борковский совхоз, где ожидался самый большой урожай — жито на полях совхоза стояло, как лес, было высокое, белое, с тяжело обвисшими колосьями. Проехали с полдороги по сухому шоссе, слушая, как шуршат шины, пощелкивают мелкими камешками, поглядывали на неспокойный уже лес, и тут с неба полилось… Оно вначале будто посветлело, опустилось ниже. Казалось, протяни руку и достанешь до него. Потом стало видно, что не небо опустилось, а приближается, падает на землю град. Сильнее закачались вершины деревьев, глухо зашумели ветви берез, и тут же на дорогу упали, отскакивая от нее, белые горошины — словно их сыпанули горстью.
Град, конечно, был страшней дождя. Алена Петровна, в прошлом агроном, это хорошо знала — даже глаза закрыла от страха, казалось, и теперь, с закрытыми глазами, видела, как в поле гнется, качается во все стороны рожь, клонятся к земле, ломаются стебли, осыпается спелое зерно.
Вокруг все постепенно забелело, как зимой, по кабине шуршало и стучало так, будто на нее сыпалась откуда–то мелкая галька. Неожиданно град прекратился, вокруг посветлело — стало далеко видно, дорога как бы раздалась вширь, глазам открылась голубая даль. И снова где–то недалеко от леса прогрохотал гром, пошло, покатилось громкое эхо. Небо снова опустилось, а даль сузилась, ее закрыла серая стена — полил густой проливной дождь, захлестал дымными волнами. Дождь лил как из ведра, шоссе, сразу намокнув, потемнело, а лес позеленел, очистился от пыли. Кабина гудела от дождя, промокла, начала протекать — на шею упали, обожгли ее крупные холодные капли.
Алена Петровна отодвинулась от того места, где падали капли, прижалась к дверце, смотрела в оконце на небо, которое стало совсем серым, как видно, дождь обложной, лить будет долго. На шоссе, в выбоинах, собралась вода, брызгала далеко в стороны из–под колес.
— Вот тебе и убрали, — сказала она шоферу, молодому хлопцу, только этой весной демобилизованному из армии, — А вчера мы пообещали сжать все вовремя, не дать осыпаться ни одному колоску.
Шофер молчал, стеснялся ее. Стеснялся того, что она, «большая начальница», строгая с подчиненными, пожилая уже — имеет двух внуков, — и старался поменьше вступать с ней в беседы, лишь слушал и кивал в знак согласия головой. Она же и раньше любила поговорить со своим шофером, осторожно сказать ему что–нибудь очень важное для себя и послушать, как посмотрят на это «со стороны».
— Погоды не закажешь, — как–то очень по–стариковски промолвил молодой шофер, пристально глядя вперед и комично подергивая своими коротенькими усиками.
— Так… — сказала Алена Петровна. — Правду ты говоришь, хлопец. Но жаль вот хлеба, так хорошо все росло, так старались люди.
Она притихла, когда свернули с шоссе на полевую дорогу, прибитую дождем, поехали мимо картофельного поля с зеленой, только слегка пожелтевшей снизу ботвой.
В бороздах стояла вода, на ней плавала белая пена.
— Картошка вот хорошая, — сказала Алена Петровна, — картошка еще пойдет в рост, особенно на пригорках.
— Да, — кивнул головой шофер, — картошке дождь. еще будет на пользу.
Алена Петровна приподнялась, когда увидела жито, закрыла глаза. Сердце заколотилось, даже дурно стало; хотя она, отправляясь сюда, и представляла, что теперь сделалось с житом, все равно не могла спокойно смотреть на побитый дождем и градом хлеб.
На взгорках жито стояло, опустив тяжелые мокрые колосья, в лощинах же оно полегло большими полосами, словно кто–то покатался на нем, примял.
— Может, поднимут как–нибудь, — подумала она вслух, — только бы обложной дождь не зарядил надолго, не сгнило и не проросло зерно.
С болью в сердце смотрела она на полегшие хлеба и не заметила, как проехали мимо борковского кладбища, потом мимо совхозных ферм и первых деревенских хат, за которыми на лугу стояли накрытые целлофаном и прижатые длинными жердями копны сена.
