Полиэтилен. Правильно, полиэтилен. Секрет утрачен. Хотя, возможно, это и к лучшему.
Драный пакет, насквозь пробираемый ледяными пальцами горного ветра, никак не мог упасть на землю — несильный, но настойчивый ухажёр не отпускал выцветшую красотку, страстно выпятившую губы, снова и снова прижимая её к залепленной снегом полуразрушенной стене. Так и надо, давай, жми, щупай, терзай — чем ещё, безымянный невидимка, ты можешь доказать свое существование, тем более здесь и сейчас…
Красотка взлетела немного, заелозила туда-сюда, зацепилась за чей-то проржавевший палец и судорожно затрепыхалась, потом обречённо обвисла — но ненадолго. В конце концов разденет, пожалуй, то есть раздерёт окончательно — и опять ищи-свищи, странствуй, пока не найдешь что-нибудь, достойное замучиться и замучить… Вот тебе стальное жало, красотка, и не благодари.
Смеркалось, и пора было возвращаться: устраивать ночлег, разводить костры, отогревать пеноморфов, поделить вахты — мало ли кто, человек или зверь, рыщет в поисках поживы. Хотя нет, вон уже как метет, да и городишко давным-давно пуст и разграблен…
Бросив короткий легкий меч в потёртые ножны, невысокий коренастый юноша в грубой меховой накидке поднял голову — и холодная тоска привычно прошелестела крыльями одинокой совы. Над полузасыпанным еловым гребнем перевала Мизерере в алмазном шлейфе снежной пыли вставал огромный призрак луны; вокруг теснились быстро тонувшие во мраке лесистые и скалистые предгорья, увитые всё ещё воспаленными снизу облаками; дальше, он знал (видел, пролетая), убегала на юг и всё никак не могла убежать беспокойно-бурливая дочь ледника, Эфемерида… Зачем она рвалась к своему возлюбленному, могучему Урану (зачем это я перешел на язык Предания?), что им обоим нужно было на этих проклятых равнинах…
Обойдя обглоданный дочиста остов коровояка, Старатель 21 заскрипел сапогами к длинному закопчённому бараку, бывшей конюшне, и позёмка серебристо змеилась вокруг. Из тёмного пролома на месте ворот (хорошо, крыша не везде рухнула) доносились оживлённые голоса, прыгали отсветы пламени («в ночи играющие саламандры», как пугает Предание… Ладно, костры уже разведены, меньше работы).
Каким он был, утраченный мир? Некого спросить.
Всего лучше древние плестихи из того же Предания. Чем лучше? Регулярно-упоительными обрывами в бессмыслицу.
Чьи когти чьи когти стучат по асфальту
Чьи когти стучат по асфальту миров
Чего заскучали бросали бросайте
Поймали поймайте as black as a crow
Всё было как было скрипело и выло
Всё было как было кропай не кропай
А дальше мурило курило и крыло
А дальше понятно as easy as pie
У старших на это свои есть блазоны
И вправду ведь каждый as sharp as a needle
Не пойман не вор разгрызал гарнизоны
as old as the hills or as fit as a fiddle
Чьи когти чьи когти стучат по асфальту
Чьи когти стучат как седло об эфес
Чьи когти стучат о кирпич Фьораванти
as cold as a key оh as sure as death
вотужас вотужас вотужасто братцы
as long as one's arm and as lean as a rake
as full as a tick успевали надраться
as pissed as a newt без надежд на римэйк
as far as I know повылазили зенки
as far as it goes as clear as mud
предсмертные плёнки посмертные пенки
а дальше разруха безумье и чад
as wise as before всё покрылося мраком
судьба дает жрать не кобенься рубай
отрезанным раком на драку собакам
сову писааху as laid down by
Войдя, он не стал вмешиваться в разгоревшийся спор, а, обтопав снег, направился в глубину помещения, ко второму костру, жарко пылавшему в кругу пяти расставленных пеноморфов — пляшущий желто-красный блеск ветвился по гладкой ажурной поверхности их двухметровых сфер. Юноша подкинул хворосту, без труда нашел своего, протиснулся внутрь, примостился на свёрнутой овчине и закрыл глаза. Контакт пришел сразу — пеноморф, как обычно, приветствовал друга и давал понять, что к утру будет готов к броску на Воздушный Рудник. Он услышал также грусть Старателя — кто из них останется жив через сутки? — и старался успокоить и поддержать так, как это умеет делать только пеноморф: твой путь — мой путь, твои враги — мои враги, мы одно целое перед лицом Судьбы…
